Охотники за алмазами. Открытие века

Даже Фармана Далманова, несмотря на всю сложность и запутанность их личных отношений, вернее его кандидатскую диссертацию, Эревьен признает и ценит выше иных маститых и титулованных. Что поделаешь! Далманов написал труд на основе своих исключительных открытий. Разбуренные им нефтяные пласты, гигантские запасы которых еще изучаются и подсчитываются, мощными фонтанами опрокинули не одну фундаментальную теорию, перечеркнули укоренившиеся мнения, столкнули с пьедестала дутые авторитеты.

Впрочем, если быть откровенным до конца, разговор о Далманове — это особый разговор. Эревьен все еще как следует не разобрался в его противоречивой и импульсивной натуре, не может твердо сказать, что же в нем главное — гениальная интуиция, дар предвидения или прямолинейное упрямство себялюбивого кавказца, несдержанного и резкого, отчаянно защищавшего свою самостоятельность?

Юрий Юрьевич остановил себя, прервал бег мыслей. Думать о Далманове он не желал. Пора спать!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Для того, чтобы все это свершилось и Юрка Эревьен из неудачника, битого и трепанного жизнью, превратился в очень известного и уважаемого специалиста-геолога, он должен был в те печальные для него сентябрьские ленинградские дни встретить на своем пути разбитного прораба из разведочной партии, который с улыбкой смотрел на окружающий мир. Прораб вербовал рабочих в свою партию. Она располагалась на юге Украины под Мелитополем, где бурили землю с надеждой найти газоносный пласт.

Они встретились в студенческой столовой. Прораб заглянул туда не случайно. Он имел задание найти одного-двух грамотных парней. Хорошо бы из студентов.

Юрка Эревьен, бережно расходуя оставшиеся копейки, зашел подкрепить свои силы. Заказав два стакана чая, он придвинул к себе тарелку с нарезанным хлебом. Прораб наметанным глазом окинул крепкую фигуру парня, до бронзовой черноты прокаленного солнцем. Видно, привык трудиться под открытым небом. Прораб подошел к столику.

— Не возражаешь?

— Садитесь.

— Мерси, как говорят на Украине, — прораб деловито расположился на стуле и, подмигнув Юрке, сочувственно спросил: — Туго?

— Что туго? — Эревьен поставил на стол стакан с чаем.

— С грошами, говорю, туго?

— Ага, — признался Юрка и покраснел.

— Не тушуйся, — дело поправимое.

Прораб заказал, обед на двоих и на столе появилось все самое вкусное, что имелось в скромной студенческое столовой. Угощая изголодавшегося Юрку, рассказал несколько баек из жизни полевой партии, незаметно выспрашивал:

— Студент?

Юрка, с набитым ртом, отрицательно мотнул головой.

— Вытурили? — допытывался прораб.

— Нет, не приняли…

Подкрепившись, Эревьен коротко рассказал о своих мытарствах. Прораб весело присвистнул и сказал слова, в правоте которых потом Эревьен убеждался не раз.

— Если хочешь знать, геология начинается не там, — ткнул пальцем в потолок, на верхние этажи, где располагались аудитории института. — А там, далеко отсюда! В полевой партии!

И прораб махнул рукой в сторону окна, показывая на ближайшие просторы планеты.

— Поработаешь год, разберешься что к чему, поймешь геологию из нутра. А там видно будет. Захочешь учиться — тебе направление и характеристику, в институт примут с распростертыми объятиями…

Тогда, покидая Ленинград с чувством легкой печали и сожаления, Юрка еще не предполагал, что сделанный им выбор — окончательный, что именно в геологической партии и найдет он свое призвание.

2

Буровую вышку Юрка увидел в конце дня. Она одиноко возвышалась вдали над горизонтом.

— Ото и е буровая, — сказал возница. — Гул от нее, скаженной, идэ на сто верст.

Солнце клонилось к закату, а зной, казалось, усиливался. Воздух был раскален, словно с неба жег огонь «Как в Азии, припекает», — подумал Юрка.

Вышка стояла на пустыре, выжженном солнцем. Ни днем, ни ночью не прекращался грохот. Напряженно гудели моторы, скрежетала лебедка, на блоках и барабанах скрипел отшлифованный до зеркального блеска трос. С гулом вращался стальной круг над скважиной, который, как позже узнал Юрка, называется ротором. У механизмов деловито сновали рабочие. Обнаженные по пояс, загорелые до черноты, вымазанные. На головах у них выгоревшие кепки, на ладонях — брезентовые рукавицы. От железа, нагретого солнцем и моторами, исходил палящий жар. Пахло моторным газом, горелым маслом. От грохота, от жары и духоты першило в горле и начинало стучать в висках. Но буровики работали сноровисто, словно заведенные.

Да, вот как человек заглядывает в таинственное нутро планеты! Гигантский стальной бурав из свинченных труб сверлил землю на глубине более тысячи метров. От его мощного вращения сотрясалась махина железной вышки, мелко дрожала опалубка и тяжелый густой гул распространялся по степи…

— Ну как, нравится?

Перед Юркой стоял начальник вахты, пожилой кряжистый украинец с седыми запорожскими усами.

— Здорово! — выпалил Юрка, стараясь перекричать грохот машин.

— Сегодня смотри и знакомьсь, а завтра — за дело.