Охотники за джихами

— То, что вы говорите, чрезвычайно интересно, — прорвал его Леонид Петрович. — И, когда у меня будет больше свободного времени, мы с вами поговорим и о джихах, и об абхазах, и о том, в какой степени нас должны интересовать их верования и суеверия. Но сейчас мы с вами должны неукоснительно помнить, что мы призваны воспитывать подрастающее поколение, а не выяснять, произошли ли джихи от абхазов или же абхазы от джихов. Кстати, не мешает подыскать новые формы проведения краеведческой работы, не сопряжённые с подобными длительными и опасными отлучками… — Сказав это, Леонид Петрович начал перебирать карандаши в стаканчике, из чего Арсен сделал вполне правильный вывод, что аудиенция окончена.

— Арсений Сергеевич! — встретил его у директорской двери Адгур. — Музей-то закрыли!

Неизвестно, то ли потому, что Арсен минуту назад разговаривал с самим Леонидом Петровичем, то ли потому, что на лице его было написано, что разговор этот был не из приятных, но только Адгур впервые за всё время назвал Арсена не просто по имени, а по имени-отчеству. Впрочем, Арсен этого не заметил. Он был так взволнован, что не понял даже, о каком закрытии музея идёт речь.

— Закрыли? И очень хорошо сделали, что закрыли. А ключ небось Леонид Петрович опять себе взял?

— Совсем закрыли! Навсегда!

Арсен бросился в музей. На столе, на котором ещё вчера был выложен силуэт Спасской башни, стояла тётя Паша и сметала со стены пыль в тех местах, где недавно висели изображения диплодоков и птеродактилей. Новая нянечка замешивала известь для побелки.

— Где экспонаты? — закричал Арсен.

— А где им быть? В подвале.

Решительными большими шагами Арсен снова пошёл в кабинет директора. Леонид Петрович был непоколебим.

— Я не хуже вашего знаю всё значение краеведения в деле воспитания гармонически развитого поколения. Но, к великому моему сожалению, эта комната предназначена для нового класса.

— Подумайте о ребятах!

— А вы подумайте о родителях! Каково им сознавать, что их дочь или сын неизвестно где… Нет, нет, не перебивайте меня. Вам ещё неизвестны отцовские чувства, и вы не имеете права протестовать. Словом, как директор школы, я говорю: я должен взять эту комнату под класс.

— Если вы опасаетесь за Нелли, — сказал Арсен, — то зачем вы тогда пускаете её в походы?

На лице ИО директора неожиданно появилась лукавая, совсем не директорская улыбка.

— О, вы не знаете моей Нелли. Я ей — «Не смей ездить!», А она мне — «Что я, хуже других, что ли?». У неё на всё одна фраза: «Вот уеду в Ленинград и не приеду». Она у меня такая своенравная. — Сказано это было с гордостью.

— Но при чём тут ребята?

Лицо Леонида Петровича снова приняло директорское выражение:

— Мне бы хотелось, чтобы половину того внимания, которое вы проявляете к своему так называемому обществу, вы проявили бы по отношению к вверенным вам ученикам. Я бы, конечно, на вашем месте не стал брать с собой на экскурсию посторонних людей, не согласовав этот шаг с теми, кто и опытнее вас и является вашим руководителем. Вы, вероятно, забыли, что дети исключительно восприимчивы к дурным влияниям. Если бы они были восприимчивы в такой же степени к положительным влияниям, то нам с вами, педагогам, делать было бы абсолютно нечего. Я видел в окно… гм… ваших товарищей по путешествию. Посмотрите на их внешний вид! Такие могут оказать только пагубное воздействие на юные души.

— А, это вы про прохиндеев говорите? Так они же мои друзья.

— Тем хуже для вас. Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Кстати, ваш так называемый научный руководитель тоже не внушает особого доверия. Разве можно допускать такое панибратское обращение с учащимися? Ведь он разрушает веру ребят в силу науки, в знание, в непререкаемость авторитета взрослых. Ребята спорят с ним, ставят под сомнение чуть ли не каждое его утверждение. Он скоро уедет отсюда, а каково будет нам расхлёбывать кашу, заваренную им? Он подрывает авторитет педагога, а это…

— Пал Палыч учит нас самостоятельно мыслить. Он не даёт готовых знаний, которые требуется только запомнить. Мы же ищем. Поэтому у нас так много споров…

— Исследование — прекрасная вещь. Но вы забываете одно: прежде, чем приступить к исследованию, человек должен обогатить свою память огромным количеством различных сведений… Не нравится мне и ваш самовольный отъезд. Но о нём мы с вами поговорим на школьном совете. Нужно думать, совет сделает соответствующие выводы.

В знак того, что разговор закончен, Леонид Петрович пододвинул к себе классный журнал и углубился в изучение учительских росчерков.

На следующий день утром Миша получил письмо в длинном конверте с фиолетовой подкладочной. В письме говорилось:

«Председатель!

Ты плохо следил за кончиком своего носа, и он у тебя задрался выше всякой меры. Этого не должен допускать ни один настоящий

Охотник за джихами».