Охотники за голосами

Мне думается, что народ словно стал другим, что именно в годы моего правления он переменился. Не террористы и революционеры – они были и при наших родителях, не кучка либеральных деятелей и депутатов, а весь народ. Мы сделали все, чтобы страна процветала не хуже европ, мы запустили в Россию огромные капиталы со всего света, мы открыли тысячи школ и больниц, но за все это мы оказались зажаты между молотом и наковальней: иностранными финансовыми обязательствами и еще более недовольным обществом. Я не мог не откликнуться на мольбы французов о наступлении не только по стратегическим соображениям, но еще и ввиду финансовых обязательств перед Францией. Спасение страны, как ни странно, вовсе не в царских шагах и решениях. Я полагаю, что при таком помутнении в желаниях и мировоззрениях народа надежда может быть только на Бога, что он образумит Россию…

Женька почувствовал себя неуютно: после государевой отповеди ему стало стыдно за свои горячие, легковесные оценки. Подумалось, что он, конечно, не государственный деятель и даже не историк, несмотря на две недели погружения в далекую эпоху. Тем не менее что-то не позволяло ему согласиться с Царем:

– Ну да, ваше величество, советовать легко. Я понимаю, какой на вас груз, ответственность, понимаю, что каждый мнит себя стратегом… Но погодите ж! Вот вы, как я помню, целых двести миллионов рублей личных денег потратили на госпитали и раненых, даже дочерей своих сестрами милосердия к раненым определили, так? Скажите, так?

– К чему вы ведете, я совершенно не понимаю. В ваше время раненых предоставляют самим себе? – удивился Царь.

– Да на эти деньги, ваше величество, можно было скупить все газеты империи на корню и заставить их писать о вас и ваших решениях в правильном свете! Да в двадцать первом веке за такой пиар, когда дочери царя за ранеными ухаживают, вы бы все премии мира собрали бы! А ваши многочисленные встречи с ранеными и умирающими солдатами? Я читал, как они плакали от умиления! Это же надо снимать и в вашем кинематографе бесплатно показывать по всем городам империи! Конечно, народ будет не тот, если государь о своей работе и жизни рекламу не делает! Вы знаете, что даже через сто лет по вашему Транссибу иностранцы будут мечтать прокатиться как по самой длинной дороге мира? А чего стоит эта история со стариками из Сибири, которые вашим деткам живого соболька через всю страну в Петербург привезли, это ж Голливуд отдыхает! Только представьте, сколько в империи по всем губерниям газет, сколько уже ваших этих кинематографов! Да при грамотном подходе вас народ любить будет как Александра Невского, тем более что с простым народом у вас гораздо лучше получается, чем с министрами и Думой! Да вот даже сейчас! – раздухарился Женька. – Инсценировать нападение на ваш поезд, прямо завтра, снять на пленку, как царь отбивается от разбойников, как они его о пощаде просят и как он их по-христиански прощает, а те в ответ сами просятся на фронт! Сенсация!

– Во-первых, – возразил, впервые слегка улыбнувшись, государь, – мне приятно, что вы столько знаете про меня и мою семью, но вы путаете царя с торговцем. Я должен заботиться о своем народе, прежде всего о страдающих, а не о благосостоянии газетчиков и уж тем более не о фальшивых аплодисментах в свой адрес. Во-вторых, дорогой Евгений Романович, вы меня не совсем поняли. Я лишь сожалею, что народ как будто по чьей-то неведомой воле отходит от заветов отцов и веры ради повседневных страстей и искушений Лукавого, я вовсе не желаю становиться актеришкой в европейском балагане демократии, наподобие некоторых моих родственников из числа великих князей. Вот именно в этом случае я действительно буду худшим и позорнейшим представителем династии. Скажу больше, ваши идеи – пустое с точки зрения результата! Как бы мы ни были верны своему слову в международных вопросах, как ни выполняли бы пожелания союзников, у России во все века один и тот же крест: как только она побеждает, то сразу с ней начинает воевать весь мир, как только она проигрывает, сразу остается в одиночестве и во внешних сношениях, и во внутренних делах; никакие рекламы, кроме славной победы русского оружия, не помогут, уверяю вас…

Круглый открыл рот и даже что-то успел начать про заграничных спонсоров революции, но в этот момент Кобылкин резко одернул его и сказал:

– Погоди, Жень, я додумался. Наверняка царь знает про спонсоров революции не меньше нас с тобой, но главная причина все же в другом. Кажется, я понимаю царя… Ваше величество, сколько при вашем батюшке было ежедневных газет?

– Семь, если мне не изменяет память, – ответил Николай. – В основном, объемные журналы, по подписке, небольшими тиражами. Да, а сейчас, наверное, ежедневной прессы вместе с провинциальной не меньше пятисот изданий, мы уже по тиражам газет на душу населения Европу обгоняем. А сколько типографий в Империи даже и я сам не знаю.