Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)

В остальных районах Юго-Восточной Азии массовое, направляемое государством разведение каучуконосов началось лишь в начале XX века: на Цейлоне — в 1901 году; на Суматре — в 1903 году; на Яве и в британской части Борнео — в 1906 году; во Французском Индокитае — в 1907 году.

Однако нигде плантации каучуконосов не получили такого развития, как в Британской Малайе, и особенно на полуострове Малакка.

27

Индиец медленно распрямляет затекшие члены. Нож, сжатый в его руке, покрыт млечным соком деревьев. Он смотрит на дом, в котором живут сахибы, на хижины надсмотрщиков, глядит на дорогу, ведущую в кампонги рабочих.

По утрам, поднимаясь из-за синеющих на востоке гор, солнце заливает своими лучами растения, и кажется, будто листья и стволы пропитаны кровью. В полдень с неба низвергается палящий зной. Засыхающая земля пьет послеобеденный дождь, превращая его в пелену вечернего тумана. По ночам душно. Потом снова наступает утро, а за ним опять раскаленный солнцем день.

Индиец вытирает потное лицо и вглядывается сквозь ряды деревьев в подернутую дымкой даль.

За плечами у него долгий, очень долгий путь!

Его родина — побережье Мадраса, о которое зимой разбиваются косые гряды волн, гонимые муссоном. Там он и жил в одной из убогих хижин, где обычно ютятся парии — бесправные, спасающиеся от голодной смерти только ловлей рыбы. Там проводил под низкой крышей из тростника месяцы летней жары, спал на голой земле, дважды в день пересекал линию прибоя на утлом тростниковом плоту и с пустыми руками сидел в своей хижине перед каменным фаллическим символом в ночи полнолуния, когда богатые крестьяне приносят в жертву Шиве коз.

Но и на чужбине он не нашел того, что искал. Терпел унижения и побои, трижды бежал, три раза пересекал на лодке южное море, отомстил белым и спас свою жену от позора и мучений. И снова возвратился в родные места.

И снова из года в год сражался на своем жалком плоту с прибоем и ветром.

На голой земле лежали оба его сына, которых родила ему жена. На голой земле лежала его жена, трясясь в лихорадке и под вечным страхом смерти.

А потом солнце померкло для него, и он отправился обратно, на плантации сахибов. Годы изменили его лицо. Он снова занес свое имя в списки белых людей и молча пошел на работу.

В одной хижине с ним живут четверо телугу. Он понимает их язык не хуже своего, но говорит очень редко.

Ест рис, который покупает у китайского лавочника. Пьет чай, на который уходит пол-анны в неделю. Курит табак, без которого не может жить, а вечером, усталый от работы на плантации, садится у порога хижины, глядит на запад; на лице его тяжкая печаль.

Он вспоминает далекий берег, свою родину. Там он предал пламени тело своей жены Манахи.

Там живут его сыновья — в чужой хижине, среди чужих людей. Неужели и им суждено пройти тот же путь, который прошел он? Неужели и им придется продавать свои руки белым?

Или им удастся стряхнуть это иго и стать свободными?

Теперь уже ботанические сады колонии едва успевали оказывать плантаторам помощь в уходе за гевеей.

А так как цены на каучук продолжали расти, плантаторы вырвали из земли даже те гвоздичные и кофейные деревья, которые пережили нашествие жуков, эпидемию грибкового заболевания и бразильскую конкуренцию, срубили последние чайные кусты и сахарные клены, превратили все возделываемые земли и значительную часть малайских рисовых полей в каучуковые плантации и переключили все свои фабрики на обработку каучука.

В 1910 году в Британской Малайе под гевеей было занято более шестисот тысяч акров.

В это время — еще до того, как в Малайе началась массовая добыча, — на мировом рынке появился новый вид сырья — каучук из Конго.

Глава седьмая Король-делец