Что может дать ему Трич? Этот дикий бог с его всевластным голодом, желаниями, потребностями. С его животной яростью, будто он мог втянуть обратно и вернуть себе все вздохи, какие только совершали его лёгкие, и так бросить вызов миру, стареющему миру и потопу смерти. Геборик был избран по ошибке, так ему твердили все призраки, пусть и не словами, но тем, что всё время окружали его, вставали и пронзали безмолвными, обвиняющими взглядами.
И не только это. Шёпот во снах, голоса, молящие голоса из нефритового моря. Геборик был чужаком, явившимся среди них; он сделал то, чего не делал никто другой: пробился в зелёную темницу. И они молились Геборику, умоляли его вернуться. Зачем? Что им нужно?
Нет, Геборик не желал получить ответы на такие вопросы. Он вернёт этот проклятый нефритовый дар, эту чуждую силу. Выбросит её обратно в Бездну – и дело с концом.
Только за это он держался, цеплялся, чтобы сохранить рассудок. Если лишь такую жизнь – мучение – можно было назвать рассудочной.
На востоке солнце карабкалось обратно на небо, горизонт алел, словно лезвие гигантского меча, миг назад покинувшего кузнечный горн. Геборик видел, как багровое сияние рассекает тьму, и подивился странному чувству неминуемой угрозы, заморозившей рассветный воздух.
Из груды одеял, в которой спала Скиллара, послышался стон, затем:
– Вот тебе и сладкий яд.
Геборик вздрогнул, затем глубоко вдохнул, медленно выдохнул:
– О каком же сладком яде ты говоришь, Скиллара?
Женщина вновь застонала, пытаясь сесть.
– У меня всё болит, старик. Спина, бёдра, вообще всё. И выспаться не могу – в любой позе неудобно, и всё время хочется помочиться. Это ужасно. О, боги, зачем только женщины это делают? Снова, и снова, и снова – они все обезумели?
– Тебе лучше знать, – проговорил Геборик. – Но скажу лишь, что мужчины столь же необъяснимы. В том, что думают. В том, что делают.
– Чем быстрей я от этого зверёныша избавлюсь, тем лучше, – заявила она, положив руки на раздутый живот. – Только посмотри на меня! Обвисло.
Проснулись и остальные. Фелисин широко раскрытыми глазами уставилась на Скиллару: узнав, что старшая женщина беременна, юная Фелисин начала ей чуть ли не поклоняться. Но похоже, иллюзии уже начали разрушаться. Резчик отбросил одеяла и тут же принялся раздувать вчерашние угли в костре. Демона Серожаба нигде не было видно. Геборик заключил, что он убежал куда-то на охоту.
– Твои руки, старик, – заметила Скиллара, – сегодня утром особенно зелёные.
Геборик не потрудился согласиться с этим наблюдением. Он и так отлично чувствовал это чуждое давление.
– Это лишь призраки, – проговорил жрец, – с той стороны завесы, из самых глубин Бездны. О, как они кричат. Когда-то я был слеп. Как бы хотел я ныне оглохнуть.
Все странно на него посмотрели. Часто такое случалось после того, как Геборик что-то говорил. Провозглашал истины, которые они не могли узреть, не могли постигнуть. Не важно. Он-то знал то, что знал.
– Сегодня нас ждёт огромный мёртвый город, – сообщил он. – Жителей перебили. Всех до единого. Икарий. Давным-давно. Был и братский город к северу отсюда, но когда его обитатели прознали о том, что здесь случилось, они явились сюда, чтобы увидеть своими глазами. И тогда, юные мои спутники, они решили похоронить Э'напата Н'апур. Целый город. И захоронили его полностью. Тысячи лет прошли, и ныне ветра и дожди изувечили некогда крепкий лик. Ныне вновь открылись древние истины.
Резчик налил воды в жестяной котелок и повесил его на крюк под железной треногой.
– Икарий, – проговорил он. – Я странствовал с ним некоторое время. С Маппо и Скрипачом. – Юноша скривился. – И ещё Искаралом Прыщом, этим чокнутым мангустом. Болтал, мол, он Верховный жрец Тени. Верховный жрец! Что ж, если это – лучшее, на что способен Престол Тени… – Резчик покачал головой. – Икарий… он был… ну, трагичен, наверное. Но он бы точно не стал штурмовать город без причины.
Геборик резко расхохотался:
– О да, в этом мире всегда полным-полно причин. Король запер ворота, не позволил ему войти. Слишком уж много тёмных легенд окружали имя Икария. Солдат с парапета выпустил предупредительную стрелу. Она отскочила от скалы и оцарапала Икарию левую ногу, а затем глубоко вошла в горло его спутнику – так что бедолага захлебнулся собственной кровью – и тогда явилась ярость Икария.
– Если он перебил всех свидетелей, откуда же ты это всё знаешь? – поинтересовалась Скиллара.