Не задерживаясь, не поворачиваясь, он продолжал идти прочь.
Отблеск света на юге, точно скопление умирающих звёзд, выдавал расположения города Каюма. Пыль, которую подняла неделю назад песчаная буря, уже улеглась, и в небе двумя полосами протянулись Дороги Бездны. Корабб Бхилан Тэну'алас вспомнил, что некоторые учёные полагали, будто дороги эти – лишь скопления неисчислимого множества звёзд, но это явно была глупость. Это ведь небесные дороги, по которым ходят драконы глубин, Старшие боги и солнечноглазые кузнецы, что молотами выковывают жизнь звёзд; а миры, которые вертятся вокруг этих звёзд, – лишь окалина из их горнов, бледная и грязная, населённая существами, что самодовольно чистят оперенье тщеславия.
«Чистят оперенье тщеславия». Один старый провидец когда-то сказал ему эти слова, и они почему-то врезались в память Кораббу, так что воин время от времени выуживал их, чтобы полюбоваться, точно блестящей игрушкой. Люди ровно такие и есть. Он уже видел это – и не раз. Точно птицы. Одержимые самодовольством, вообразившие себя великанами вровень ночному небу. Провидец тот, видно, был гений, прозревший столь ясно человеческую природу и сумевший столь точно выразить её в трёх простых словах. «Тщеславие» – непростая штука. Корабб припомнил, как ему пришлось уточнить у одной старухи, что это слово значит, а она только рассмеялась, сунула руку ему под тунику и дёрнула за пенис. Это было неожиданно и, не считая инстинктивной реакции, неприятно. Это воспоминание окутывала слабая дымка стыда, и воин сплюнул в костёр перед собой.
Напротив Корабба сидел Леоман Кистень. Рядом с ним виднелся кальян, наполненный вымоченным в вине дурхангом. У губ воина – деревянный мундштук, которому мастер придал подобие женского соска, да ещё и окрасил в пурпур, чтобы усилить сходство. В глазах командира под полуопущенными веками пылали багровые отблески костра, он не сводил взгляда с пляски пламени.
Корабб нашёл ветку длиной со свою руку. Та оказалась лёгкой, точно женское дыхание, поэтому воин понял, что внутри живёт слизняк-бирит. И только что вытащил его наружу остриём ножа, но именно вид слизняка внезапно напомнил Кораббу о постыдной истории с пенисом. Воин угрюмо откусил половину слизня и принялся жевать, так что сок потёк по бороде.
– М-м-м, – протянул Корабб с набитым ртом, – икра внутри. Восхитительно.
Леоман поднял взгляд, затем вновь затянулся.
– У нас заканчиваются лошади, – сказал он.
Корабб проглотил. Вторая половина слизня извивалась на острие ножа, ниточки розоватых яиц болтались, точно жемчужное ожерелье.
– Мы справимся, командир. – Заявив это, он высунул язык, чтобы подхватить икру, а затем сунул в рот остаток слизня; прожевал, сглотнул и добавил: – Четыре-пять дней ещё, я бы сказал.
Глаза Леомана вспыхнули:
– Выходит, ты понял.
– Куда мы скачем? Да.
– А знаешь, почему?
Корабб швырнул ветку в огонь.
– И'гхатан. Первый из Святых городов. Тот, где пал преданным Дассем Ультор, будь проклято его имя. И'гхатан – древнейший город в мире. Выстроенный на горне кузнеца Бездны. Сложенный из его собственных костей. Семь И'гхатанов, семь городов сменилось за века, и тот, что мы видим ныне, скорчился на костях остальных шести. Город Оливковых рощ, город изысканных масел… – Корабб нахмурился. – А что ты спросил, командир?
– «Почему?»
– Ах, да. Знаю ли я, почему ты избрал И'гхатан? Потому что мы вынуждаем их к осаде. Этот город покорить трудно. Глупцы-мезланы истекут кровью, пытаясь взять его стены. Мы бросим их кости к остальным, к самим костям Дассема Ультора…
– Он не умер там, Корабб.
– Что? Но мы же сами видели…
– Как его ранили. Да. Видели… попытку убийства. Но нет, друг мой, Первый меч не погиб – он жив и доныне.
– Так где же он?
– Где – не важно. Ты должен спросить: «Кто он теперь?» Спроси, Корабб Бхилан Тэну'алас, и я отвечу.
Корабб задумался. Даже отравленный парами дурханга Леоман Кистень был слишком умён для него. Слишком прозорлив, способен увидеть то, что оставалось скрытым от Корабба. Он был величайшим полководцем из всех, рождённых в Семи Городах. Он бы одолел и Колтейна. С честью. И если бы только ему позволили, он бы раздавил Тавор и даже Дуджека Однорукого. Тогда бы настало истинное освобождение всех Семи Городов, и отсюда восстание против проклятой Империи разбежалось бы, точно круги по воде, а все народы сбросили бы рабское ярмо. Это трагедия, истинная трагедия.
– Благословенный Дэссембрей следует за нами по пятам…
Леоман закашлялся и выпустил облако дыма. Согнулся пополам, продолжая кашлять.
Корабб потянулся за бурдюком с водой и сунул его в руки командиру. Тот наконец отдышался и отпил воды. Затем распрямился с шумным вздохом и ухмыльнулся:
– Ты – просто чудо, Корабб Бхилан Тэну'алас! Но отвечу тебе: очень надеюсь, что это не так!
Кораббу стало очень грустно. Он сказал:
– Ты смеёшься надо мной, командир.