Таковы были требования мира. Грал знал себя достаточно, чтобы понимать: его обаяние – это привлекательность ядовитой змеи, притягательной и обворожительной, но смертоносной. Если сурикрысы пустили в гости змея, как же им проклинать его за то, что он следовал своей природе? Он ведь убил её мужа, чтобы заслужить тепло её сердца, сердца, поглотившего Таралака Вида целиком. Он и вообразить не мог, что женщина затем избавится от него, что она лишь воспользовалась им, что другой мужчина ждал её в тени хижины, готовый утешить скорбный дух молодой вдовы. Не мог вообразить, что её обаяние тоже было привлекательностью гадюки.
Грал остановился у валуна, вытащил бурдюк с водой и выдернул пробку из обожжённой глины. Отодвинув набедренную повязку, он присел и помочился в бурдюк. Ни одного источника не было на пятнадцать лиг в том направлении, куда вёл его д'иверс. Этот маршрут, конечно, выйдет рано или поздно на торговый тракт, но до него ещё неделя пути, если не больше. Этот д'иверс, Деджим Нэбрал, явно не испытывал мук жажды.
Вот – проявление достойной решимости. Достойной подражания настолько, насколько физически возможно. Грал поднялся, затянул набедренную повязку. Вновь закупорив бурдюк, Таралак Вид забросил его за плечо и размеренной походкой двинулся дальше.
В смешанном свете звёзд и бледного зарева на востоке Скиллара стояла на коленях на жёсткой земле. Её тошнило – сперва остатками ужина, затем уже только желчью. Спазмы накатывали один за другим, и вот наконец утихли. Хватая ртом воздух, она немного отползла в сторону, затем села, прислонившись спиной к валуну.
Демон Серожаб наблюдал за ней с расстояния в десять шагов и медленно покачивался из стороны в сторону.
Одного взгляда на него хватило, чтобы вернулась тошнота, поэтому Скиллара отвела взгляд, вытащила трубку и принялась её набивать.
– Уже ведь несколько дней прошло, – пробормотала она. – Я надеялась, что это закончилось. Проклятье…
Серожаб подобрался ближе, скользнул к тому месту, где её стошнило. Принюхался, затем стал закапывать неприятное место песком.
Привычным движением железного кресала Скиллара высекла несколько искр в чашу трубки. Смесь сушёной зубровки и ржавого листа вспыхнула, и в следующий миг она затянулась сладковатым дымом.
– Молодец, Жаб. Заметай за мной следы… удивительно, что ты не разболтал остальным. Неужели уважаешь мои секреты?
Серожаб, предсказуемо, не ответил.
Скиллара провела рукой по округлившемуся животу. Как у неё только получалось поправляться, если она уже много недель отправляла обратно одну трапезу из трёх? Было что-то адское во всей этой истории с беременностью. Будто у неё завёлся собственный демон, укрылся внутри, в утробе. Ну, чем быстрее он вылезет, тем быстрее она сможет его продать какому-нибудь сутенёру или управителю гарема. Там его выкормят, вырастят и обучат ремеслу попрошайки.
Большинство женщин, которым было на себя не наплевать, останавливались на двух-трёх детях. И теперь Скиллара отлично понимала, почему. Целители, ведьмы, повитухи и кормилицы сохраняли младенцам здоровье, а мир учил жить по своим законам. Подлость заключалась в том, чтобы выносить, вытерпеть этот растущий груз, его тайную жадность до её внутренних запасов.
И ещё кое-что происходило, доказывая естественное зло этого ребёнка. Скиллара заметила, что всё чаще впадает в полусонное, приятное состояние, которое вызывало бессмысленную улыбку на её губах, – и это приводило Скиллару в неописуемый ужас. Чему тут радоваться? Мир – место неприятное. Он на утешения не разменивается. Нет, соблазнительная отрава, что текла теперь в её жилах, вела лишь к самообману, к блаженной глупости – а этого с неё уже было довольно. Ничем не лучше дурханга. Смертоносная приманка.
Скоро уже невозможно будет не заметить её растущий живот. Если только она не сумеет ещё больше растолстеть. Было что-то утешительное в этой грузности – но нет, это опять соблазнительный обман, снова отыскал дорожку в её мысли.
Что ж, тошнота, похоже, окончательно прошла. Скиллара поднялась на ноги и пошла обратно в лагерь. Пригоршня углей в костре, от которых тянулись тонкие нити дыма, да три спящие фигуры, закутавшиеся в одеяла. Следом явился Серожаб, обогнул её и уселся рядом с костром. Выхватил из воздуха пролетавшего накидочника и сунул в рот. Демон смотрел на Скиллару мутными, зеленоватыми глазами.
Она вновь набила трубку. И почему только женщины беременеют? Ведь какая-нибудь Взошедшая ведьма вполне могла бы уже исправить эту несправедливость? Или это вовсе не недостаток, а какое-то неведомое преимущество? Ничего очевидного, впрочем, в голову не приходило. Если не считать этого странного, подозрительного блаженства, которое то и дело охватывало её. Скиллара глубоко затянулась дымом ржавого листа. Бидитал установил «отсечение наслаждения» первым обрядом для девочек в своём культе. Ему нравилась концепция – ничего не чувствовать, искоренить всякое стремление к чувственному. Скиллара не могла вспомнить, переживала ли она сама когда-нибудь подобные чувства.