Охотники за микробами

«Да, были денечки!» – вспоминал много лет спустя старик Кадерейт. У него и тогда уже почти отнимались ноги, но как он топтался, ухаживая за «отцом»! – «Намаялись мы как следует, когда открывали «606».

Итак, «606» – совершенно безвредное средство, излечивающее трипаносомоз «кадерас», несущее спасение мышам и лошадиным задам, но что же дальше? Вот тут-то Пауль Эрлих и делает свой лучший удар, неожиданно вспомнив об одной вычитанной им теории довольно сомнительного характера. Еще в 1906 году Пауль Эрлих прочел об открытии германским зоологом Шаудином тонкого бледного спиралеобразного микроба, похожего на штопор без ручки. Шаудин назвал этого микроба бледной спирохетой и доказал, что именно он – возбудитель сифилиса.

Конечно, Пауль Эрлих (который знал все на свете) об этом читал, но больше всего ему врезались в память следующие слова Шаудина: «Бледную спирохету можно скорее отнести к царству животных, чем бактерий… Наиболее родственна она трипаносомам… А иногда спирохета может даже превратиться в трипаносому…»

Эта мысль о родстве спирохеты с трипаносомой была, разумеется, не больше как плодом воображения романтичного Шаудина, но Пауль Эрлих загорелся.

«Если бледная спирохета – кузина трипаносоме «маль де кадерас», то «606» должен поражать и спирохету. То, что убивает трипаносом, должно убивать и их родственников…»

Его распоряжения сыпались, как из рога изобилия. Он стал курить еще больше крепких сигар. Целые полки прекрасных кроликов-самцов вступили в институт Георга Шпейера, и вместе с ними появился маленький, ловкий охотник за микробами, японец С. Хата. Этот Хата был аккуратнейшим человеком в мире, и вместе с тем он был замечательно способным. Он мог двенадцать раз подряд проделывать один и тот же опыт и мог двенадцать разных опытов делать одновременно.

Хата затеял сперва длинный ряд опытов для выяснения вопроса о действии «606» на спирохет, не слишком бледных и не слишком опасных. Эти спирохеты были гибельны только для кур.

Что же получилось?

«Неслыханно! Невероятно!» – восклицал Пауль Эрлих.

Петухи и куры, кровь которых кишела микробами, получали одно вливание «606», и на следующий день куры уже весело кудахтали, а петухи чванливо расхаживали среди них – одним словом, пока все обстояло великолепно.

31 августа 1909 года Эрлих и Хата стояли перед клеткой, в которой помещался великолепный цветущий кролик-самец. Этот кролик казался на вид абсолютно здоровым, и только на нежной коже его были две безобразные язвы, каждая величиной в двадцатипятицентовую монету. Эти болячки были разъедены бледной спирохетой, которую месяц тому назад Хата втер в кожу кролику.

Взяв каплю выделяемого из этих язв, Хата поместил ее под особый микроскоп, который был специально приспособлен для наблюдения за этими тоненькими бледными микробами. На темном поле, мерцая в ослепительном луче бокового света, напоминая бесчисленное количество серебряных буравов и сверл, резвились мириады бледных спирохет. Хата отклонился в сторону. Эрлих посмотрел в блестящую трубу. Потом он посмотрел на Хата, а затем на кролика.

«Делайте вливание», – коротко сказал Эрлих. И в ушную вену кролика тонкой струйкой полился желтоватый раствор «606» – для первой пробной схватки с тяжкой болезнью…

На следующий день у кролика не оказалось уже ни одной спирохеты, язвы совершенно высохли и покрылись чистыми струпьями; менее чем через месяц от них остались только два небольших, чуть заметных рубца, и Эрлих мог написать: «Из этих опытов очевидно, что при достаточно большой дозе спирохеты могут быть абсолютно уничтожены уже после первого вливания».

«Он безвреден, абсолютно безвреден!» – уверял он всех и каждого. Но по ночам, сидя один в своем кабинете в густых облаках сигарного дыма, окруженный горами книг и журналов, бросавших вокруг фантастические тени, Пауль Эрлих спрашивал себя: «А безвреден ли он?» Мышьяк – это излюбленный яд убийц. «Но как мы изумительно его видоизменили!» – успокаивал он сам себя. Однако то, что спасает мышей и кроликов, может убивать человека…

«Да, этот шаг от лаборатории к постели больного очень опасен. Но, так или иначе, мы должны его сделать», – отвечал себе Эрлих, и его добрые серые глаза загорались решимостью и упорством.

Ночь незаметно проходила, и наступало новое, светлое, радостное утро. Вот и лаборатория с ее знакомым запахом и излеченными кроликами; вот и волшебник Бертхейм, так блестяще провернувший мышьяк через все эти шестьсот шесть соединений… Нет, нет, этот человек не мог ошибиться! А вот и все эти люди, мужчины и женщины, которые так свято верили в него. Так смелей же! Нужно решиться!

И прежде еще, чем язва у первого кролика успела зарубцеваться, Эрлих писал уже своему другу, доктору Конраду Альту: «Не будешь ли ты так любезен испробовать мой новый препарат «606» на человеке, страдающем сифилисом?»

Альт, конечно, ответил: «С удовольствием». И так ответил бы любой из немецких врачей, которые вообще храбрые ребята.