«Наш опыт не вполне удался, доктор, – сказал Пастер. – Если бы вы подвергли лечению коров А и D вместо А и В, то не осталось бы, конечно, никакого сомнения в том, что вы нашли верное средство от сибирской язвы».
Итак, после опыта осталось два животных, которые устояли после грозной атаки сибирской язвы и не погибли.
«Что бы мне сделать с этими двумя коровами? – задумался Пастер. – Попробую-ка я им впрыснуть еще более сильную культуру сибирской язвы. У меня в Париже есть одна милая семейка бацилл, которая могла бы, пожалуй, испортить сон даже носорогу».
Он послал в Париж за своей сверхъядовитой культурой и, когда она прибыла, впрыснул ее по пять капель в лопатку каждой из выздоровевших коров. Он долго ждал, но с животными ничего не случилось: не появилось даже опухоли на том месте, куда он впрыснул несколько миллионов этих смертоносных бацилл; коровы чувствовали себя великолепно.
Пастер тут же сделал один из своих поспешных выводов: «Если корова однажды болела сибирской язвой и поправилась, то после этого даже все микробы сибирской язвы, вместе взятые, ничего не могут ей сделать – она иммунизирована».
Эта мысль глубоко запала ему в душу и с тех пор не оставляла его ни на минуту; он сделался настолько рассеянным, что не слышал даже вопросов, с которыми обращалась к нему мадам Пастер, и не видел предметов, на которые смотрел.
«Как привить животному легкую форму сибирской язвы, такую легкую и безопасную форму, которая не убила бы его, но в то же время застраховала от повторного заболевания? Такой способ, несомненно, существует, и я во что бы то ни стало должен его найти».
Несколько месяцев подряд он носился с этой мыслью и неоднократно говорил Ру и Шамберлану: «В чем же здесь загадка? Что это за тайна неповторения инфекционных заболеваний?» И он начинал быстро ходить по комнате, бормоча про себя: «Иммунизировать… мы должны иммунизировать против микробов».
Между тем Пастер и его верная команда продолжали заниматься изучением больных тканей людей и животных, погибших от различных болезней. С 1878 по 1880 год их работа носила довольно неопределенный и беспорядочный характер. Но вот в один прекрасный день судьба подсунула счастливцу Пастеру под нос чудесный случай иммунизации. (Я не уверен в точности изложения этой истории, потому что все, кто писал о Пастере, рассказывают ее по-разному, а сам Пастер в его научных статьях вообще ничего не написал об удачном несчастном случае, связанном с этим открытием.)
В 1880 году Пастер возился с крошечным микробом, убивающим цыплят при так называемой куриной холере. Этот микроб был открыт доктором Перрончито и был так мал, что даже в самый сильный микроскоп был виден как еле различимая дрожащая точка. Пастер был первым охотником за микробами, которому удалось вырастить его в чистом виде на бульоне из куриного мяса. Убедившись, что эти мерцающие точки размножались в целые миллионы в течение нескольких часов, он брал одну каплю смертоносной культуры, наносил ее на крошку хлеба и давал цыпленку. Вскоре несчастное создание переставало кудахтать и принимать пищу; перья на нем поднимались дыбом, и оно превращалось в сплошной мягкий и пушистый шар; на следующий день цыпленок уже еле двигался, глаза его упорно закрывались от непобедимой дремоты, которая затем быстро переходила в смерть.
Ру и Шамберлан тщательно заботились об этом крошечном микробе. День за днем они погружали чистую платиновую иглу в бутыль со смертоносным бульоном и осторожно переносили ее в свежий бульон, не содержавший микроба. Эти бесконечные пересадки каждый раз давали все новые и новые мириады микроскопических зародышей куриной холеры. Все скамьи и полки в лаборатории были заставлены старыми культурами; некоторые из них были уже многонедельной давности.
«Нужно будет завтра навести порядок и выкинуть их», – подумал Пастер.
Но добрый бог удачных несчастных случаев шепнул ему на ухо маленький совет, и он сказал Ру: «В этой культуре, вероятно, еще живы микробы куриной холеры, хотя она, правда, уже очень стара. Попробуйте все же впрыснуть ее нескольким цыплятам».
Ру выполнил полученное распоряжение, и цыплята, разумеется, тотчас же заболели – сделались сонливыми и потеряли всю свою живость. Но утром, когда Пастер пришел в лабораторию убедиться, что цыплята умерли, и положить их на стол для препарирования, он с удивлением обнаружил, что они вполне здоровы и радуются жизни.
«Как странно, – подумал Пастер, – всегда эти микробы убивали двадцать цыплят из двадцати, а тут вдруг…»
Но время для открытия еще не настало; на следующий день Пастер со своей семьей, а также Ру и Шамберлан разъехались на летние каникулы. Об этих птицах они совсем забыли.
После возвращения с каникул Пастер сказал однажды своему лаборанту:
– Принеси несколько здоровых цыплят и приготовь их для прививок.
– У нас имеется всего два неиспользованных цыпленка, мосье Пастер; да, кроме них еще те два, которым вы перед отъездом впрыскивали старую культуру и они не издохли, – помните?