Охотники за микробами

Это особо удивительно, если вы вспомните, что Мечников всегда изобретал истории о природе, которые часто оказывались верны, когда бывали проверены экспериментально. Немецкий охотник за микробами ультимативно заявлял: «Нет ничего истинного в теории Мечникова о фагоцитах. Всем известно, что можно увидеть микробы в фагоцитах – которые, несомненно, были проглочены фагоцитами. Но эти блуждающие клетки не защитники, они просто мусорщики – и будут только глотать мертвых микробов!» Приближался Лондонский конгресс 1891 года; Мечников потребовал каких-нибудь морских свинок и привил их некими подобными холере бациллами, которые обнаружил его старый друг, неудачник Гамалея. Затем, приблизительно через неделю, бородатый философ внедрил немного неослабленных, опасных бацилл в животы привитых животных. В течение последующих часов он каждые несколько минут забирал стеклянной трубочкой немного жидкости из живота какой-либо из свинок и помещал ее перед умеренно грязной линзой своего микроскопа, чтобы посмотреть, съели ли фагоциты привитых животных бацилл Гамалеи. Ага! Эти кругловатые передвигающиеся клетки оказались полны микробов!

«Сейчас я докажу, что эти микробы в фагоцитах все еще живы!» – воскликнул Мечников. Он убил морскую свинку, разрезал ее и вобрал в небольшую стеклянную трубочку часть сероватой слизи из блуждающих клеток, которые собрались в животе этого существа, чтобы отведать микробов. Очень скоро – поскольку они оказываются весьма прихотливыми, когда вы пытаетесь поддержать их жизнь вне тела, – фагоциты умерли, распались, и из них выскочили живые бациллы, проглоченные ими прежде! Очень скоро после того, как Мечников ввел их, эти микробы, прежде бывшие проглоченными, убили морских свинок, не имевших от них иммунитета.

Проведя множество блестящих опытов такого типа, Мечников заставил своих противников признать, что фагоциты, хотя бы иногда, способны поглощать вредных микробов. Но главная ошибка в действиях Мечникова заключалась в том, что он всегда проводил опыты, чтобы защитить идею, а не найти скрытые тайны природы. Его опыты были фантастическими, зачастую даже фантастически интересными, но при этом совершенно искусственными – и ни насколько не приближали к тому, чтобы вырабатывать у человека иммунитет. Можно было подумать, что его мозг, который, казалось, был в состоянии вмещать все знания, постарается придумать какой-то сложный тест, чтобы установить, почему так получается, что один ребенок может пребывать в условиях максимального риска для заболевания туберкулезом и так и не заполучить его, тогда как какая-нибудь аккуратная и заботящаяся о гигиене молодая девушка умирает от туберкулеза в двадцать лет. Это загадка работы иммунитета (существующая и поныне!). Но нет. «О! Это несомненно вследствие того, что ее фагоциты плохо действуют!» – воскликнул бы Мечников и тут же умчался бы, озабоченный тем, чтобы изумить одного из своих оппонентов примечательным фактом, что фагоциты аллигатора поедают бацилл брюшного тифа, который между тем никогда не причинял аллигаторам никакого беспокойства.

Преданность его сотрудников делу была удивительной. Они позволяли ему, например, кормить себя смертоносными холерными бациллами, только чтобы доказать, что кровь не играет никакой роли в иммунитете от холеры. Целые годы – он сам потом признавал, что это было безумием с его стороны, – он играл жизнью своих лабораторных помощников, и единственным извинением для него может служить то обстоятельство, что он всегда готов был рисковать жизнью вместе с ними и проглотил больше холерных вибрионов, чем любой из них. Кончилось дело тем, что один из его помощников, Жюпиль, заболел тяжелой формой настоящей азиатской холеры. Пробудившиеся в Мечникове ужасные угрызения совести не поддаются описанию. «Я никогда не прощу себе смерть Жюпиля», – стонал он, и бедной Ольге Николаевне приходилось день и ночь быть настороже, чтобы вовремя удерживать своего знаменитого мужа от покушений на самоубийство (всегда неудачных).

Эти сумасшедшие опыты заканчивались тем, что Мечников брал кровь из рук выздоровевших и с восторгом констатировал, что эта кровь не предохраняет морских свинок от заболевания холерой. Как же он ненавидел идею, что кровь важнее всего!

«Человеческая холера, – писал он, – являет собой еще один пример болезни, излечение от которой не может быть объяснено предохранительными свойствами крови».