«Это означает, – воскликнул Мечников, – что возбудитель сифилиса остается некоторое время на том самом месте, в котором попал в организм, а значит, если точно знать место, где он проник, можно убить его, прежде чем он распространится по всему телу. Однако при этой болезни нам почти всегда известны ворота, через которые проникла зараза».
И вот Мечников – под влиянием Ру, который всегда был осторожен и настаивал на тщательной проверке опытов, – после всех своих теоретических упражнений с иммунитетом занялся постановкой одного из самых практических опытов в истории охоты за микробами. После долгой и упорной возни он изобрел свою знаменитую каломельную (ртутную) мазь, которая и теперь играет важную роль в деле лечения сифилиса. Он взял двух обезьян, привил им от человека сифилис, а затем, по прошествии часа, втер в зараженные царапины одной из обезьян свою серую мазь. Через некоторое время у непомазанной обезьяны появились страшные признаки сифилиса, тогда как другая осталась совершенно здорова.
И тут Мечниковым в последний раз овладело его былое неистовство. Он забыл свои старые клятвы и обещания и уговорил молодого студента Мезенова согласиться на прививку ему сифилиса от зараженного человека. Мезенов, не моргнув глазом, предстал перед комиссией из выдающихся представителей французской медицины и спокойно смотрел, как в шесть длинных царапин на его теле проник сифилис. Это была даже более сильная прививка, нежели та, которую человек получает естественным путем. Ее возможные последствия могли бы превратить его в жалкую развалину. Целый час Мезенов ждал. Затем Мечников уверенной рукой втер в его ранки каломельную мазь, оставив одновременно без лечения шимпанзе и мартышку, которым была сделана контрольная прививка. Успех превзошел все ожидания: у Мезенова не появилось ни малейших признаков ужасной болезни, тогда как у обезьян через тридцать дней наблюдались явные признаки сифилиса.
Моралисты – и среди них было немало врачей, – подняли заметную шумиху против этих опытов Мечникова. «Он хочет отменить наказание за безнравственность! – заявляли они. – Нельзя предоставлять такое простое средство избавления от кары!»
Но Мечников ответил: «Мне высказывались упреки, что попытки предотвратить распространение этой болезни безнравственны. Но поскольку все средства моральной профилактики так и не предотвратили заметное распространение сифилиса и заражение невинных, безнравственным будет ограничивать любые доступные средства, которые у нас есть для борьбы с этой напастью».
Разбираясь с разнообразными причинами раннего затвердения артерий, Мечников нашел еще одну.
«Аутоинтоксикация, самоотравление гнилостными бактериями, паразитирующими в наших толстых кишках, несомненно, одна из важнейших причин затвердения артерий и наступления ранней старости», – убежденно заявил он.
Он придумывал невероятнейшие химические опыты с целью доказать, что отравление организма идет именно из толстых кишок.
«Мы жили бы гораздо дольше, не будь у нас толстой кишки, и у нас уже есть пример двух субъектов, которым пришлось вырезать всю толстую кишку, и они прекрасно живут без нее».
Остается лишь удивляться, что вслед за этим он не посоветовал отрезать ее у всех людей, а занялся всего лишь изысканием способа, как испортить настроение этим диким бактериям в нашей толстой кишке.
Его теория была странной и вызвала насмешки, ему указывали, что, например, у слонов есть огромная толстая кишка, но несмотря на это они живут до ста лет; что человеческий род, несмотря на толстую кишку, один из самых долгожительских видов на земле. Он участвовал в непристойных дискуссиях по поводу того, почему развитие видов сохранило у животных толстую кишку. И вот однажды он набрел на величайшее средство против аутоинтоксикации. Он прочитал, что где-то в Болгарии существуют деревушки, в которых люди будто бы живут по сто лет и больше, причем все эти патриархи питаются главным образом кислым молоком. Он тотчас же засадил своих молодых помощников за изучение микроба, окисляющего молоко, и через некоторое время знаменитая болгарская палочка заняла почетное место среди доступного набора медицинских средств.
«Этот микроб, – объяснял Мечников, – делающий кислым кислое молоко, изгоняет диких ядовитых бактерий из нашего кишечника».
Он сам стал употреблять колоссальное количество кислого молока, а под конец жизни несколько лет подряд питался чистой культурой болгарской палочки.
Он написал несколько книг в защиту своей теории, и один серьезный английский журнал провозгласил их даже самым важным научным трудом после «Происхождения видов» Дарвина.