Охотники за первым снегом

В конце вечеринки я шатался по лофту и пытался придумать, что же мне все-таки предпринять с работой. Под косые взгляды одной девочки думалось не очень. Ее прозвали Бани, потому что она катается в шапке с плюшевыми кроличьими ушами. Она приблизилась ко мне, когда я торчал у бара и смешивал себе третий Манхетен.

– Смешаешь мне? – она присаживается за бар.

– Ты даешь мне чувствовать себя нужным.

– Я следила за тобой, – Бани подмигивает, – у тебя неплохо получается.

Без шапки у нее комичное и запутанное каре из темных волос.

– На мой извращенный вкус, – я крошу лед ножом, рассыпаю по мартышкам на ножке, выливаю содержимое шейкера, естественно, часть проливаю на стойку.

– Откуда такие навыки? – Бани делает маленький глоточек, удивленные брови поднимаются вверх, – очень вкусно.

– Был определенный опыт, – я чокаюсь с ней.

– А ты опытный кролик, – она подмигивает мне.

– А ты уже заигрываешь со мной? Тебе очень идет этот изящный бокал с терпким напитком.

– Что тебя беспокоит, кролик?

– Это так заметно? Не знаю, Бани. Мне предложили повышение, но во мне все еще то чувство.

– Что ты занимаешься не тем?

– В яблочко.

Она улыбается:

– Ты просто не хочешь взрослеть, кролик.

– Почему ты меня так называешь?

– Я часто так называю тех, кто мне нравится.

Утро будит меня телефонным звонком, я выползаю из-под своих простыней.

– Шалом, – сонно отвечаю Кате М.

– Кое-что случилось. Я могу приехать?

2.

Добиралась она вечность, хотя моя квартира не так уж и далеко от центра. За Садовым, конечно, зато рядом есть парк, в котором я так и не был. Прогулять бы там с Катей М, – мечтаю я.

– Сильно болеешь?

– Сильно, – признался честно, – нужно перестать пользоваться алкоголем. И .

– БОЛЬШЕ РАБОТАТЬ – произнесли хором.

– Тише, тише, не так громко.

Катя М приехала с очередного интервью с каким-то модным модником. Она работала на несколько крупных западных блогов и иногда на известный интернет– журнал. Назовем его «Фыр-фыр». Именно так и выглядит икона эпохи – успешная, маневренная девушка с маленьким ноутбуком в стильной пуленепробиваемой сумочке.

– Что у тебя стряслось? – я прекратил ее рассматривать.

Катя М заерзала на месте, прихлебнула чай.

– А есть что-нибудь покрепче? О, виски!

Она поднялась, взяла с барной полки односолодовый, нашла себе бокал с толстым дном.

– Андрей, мне кажется, хотя, наверное, не кажется, то есть без «наверное» и без «кажется». Так же не бывает? Это чувствуется, это есть. Не какая-то неопределенность, – она замялась, сделала еще глоток, – странно, не действует…я влюбилась.

Кант режет склон, после небольшого дропа я врезаюсь в свежий, только выпавший, мягкий снег, перемещаю вес на заднюю ногу, и доска мягко выныривает из пухляка. Время останавливается, снег замирает в воздухе, отражая выглянувшее солнце.

– Он главный редактор журнала «Фыр-фыра» (что бы в твоей повести не было рекламы). А еще он предложил стать редактором раздела об арте. Сам понимаешь, вовсе не потому, что мы нравимся друг другу.

– Если здесь и есть камни, то под очень большим слоем снега. – я вдруг увидел ее маленькой девочкой – растерянным и несчастным ребенком, – то есть на открывашку сезона ты не поедешь?

– Дурак!

После рефлексивного рабочего дня я брожу с Катей М по пятиэтажному музею современного искусства. Она фотографирует понравившиеся работы на камеру, а я фотографирую ее на телефон и выкладываю черно-белые снимки в свой Инстаграм.

– Подожди, встань вот здесь и смотри вдаль.

Митя тут же комментирует фото: “Ракурс – дрянь“.

Времена навсегда изменились. Теперь, просыпаясь после крутейшей вечеринки, мы открываем свои записи в Твитере и краснеем за орфографические ошибки. Следом идет Инстаграм: пьяные лица на фотографиях друзей и пьяные друзья на своих фотографиях. Космический мусор. Поп-эфир.

Уже на улице Катя М разгоняется на длинный монолог:

– Знаешь, – говорит она, – я часто встречаю людей, которые говорят, что ничего не понимают в искусстве. Но как можно понимать? Не важно, знаешь ты художника или нет, или не можешь отличить импрессионизм от экспрессионизма. Искусство – это область не знания, а чувства. И те, кто не чувствуют, возможно, они мертвы? Ведь как можно не понять, что ты чувствуешь. Значит, не чувствуешь вовсе, но мы здесь, что бы чувствовать. Только почему меня это так пугает?

Лирическая пауза