– Ребята, меня уволили, – я развел руками, – это был длинный и не очень приятный разговор.
В одну из распахнутых ладоней Катя М. тут же вручила чашку своего кофе.
– Слава богу, – Митя похлопал меня по плечу.
– Да, по этому поводу я чувствую – ничего.
Маша посмотрела на меня, а ее взгляд загородила официантка, она положила между нами затертую папку со счетом. Мы никуда не уходили, и Катя М не собиралась захлопывать лэптоп.
– Как твоя фамилия, Маша? – стрекот клавиш на секунду прервался.
– У меня смешная фамилия, и если скажу, то только по фамилии и будете меня называть.
– Ну? – не сдержались мы.
– Успехова.
– Нет, ничего такого, – уверила ее Катя М.
В окне над ожидающими белыми сигарами самолетов в небо добавили темно-синей муки, и небо загустело. На стекла бесшумно рассыпался крупный красивый дождь. Успехова. Путешествие работает на иллюзиях, полуобразах, от смыслов отваливается тень и остается одно стремительное, как линии в небе, чувство.
– Тебя нет на Фейсбуке? – Катя М тут же пояснила, – моя религия – Интернет.
– Меня нет ни в каких социальных сетях, – отвечает Успехова.
Теперь понятно, откуда у Мити замашки с выключенным телефоном.
– Отсутствие в Твитере, говорит больше, чем сам Твитер – замечаю я, – чем ты занимаешься?
Но Катя М не дает ей ответить:
– Он меня бросил. Замечательно. Фин. Казел.
Она громко захлопывает лэптоп. Митя тихонько аплодирует. Я передаю Кате М. ее кофе.
На Успеховой мужские аскетские ботинки – грубая кожа и высокая подошва, простые синие джинсы и разноцветная расстегнутая лыжная куртка, под ней черная футболка.
Волосы она убрала в простой хвост, они только отросли до черной резиночки сзади. Я возвращаюсь в разговор ребят о путешествиях.
– …а смысл в том, – говорит Маша, – что бы путешествовать туда, где ни разу не был и делать то, что никогда не делал. Главное то, что приносит радость, а не то, что можно надеть на вечеринку.
– Да, – соглашаюсь я, – в прошлом году я сказал себе, больше ни за что, никогда. Никакого бэккантри. Но в этом тоже есть смысл и теперь я еду в еще более дикое приключение, чем было год назад.
Митя кивает:
– Точно. Когда приходит время, просто собираешь рюкзак и уматываешь в горы.
– Да, я недавно вернулась из Европы, была на фестивале, и это все настолько не мое…
– Какой фестиваль?
Маша отрицательно качает головой и загадочно улыбается.
– У меня есть чудесная история, – протягивает Митя, – Я изучал французский, прежде чем отправиться в Доломиты на горнолыжный курорт. Там проходили соревнования, которые я хотел поснимать.
– Потусоваться, – уточняет Катя М, Митя продолжает:
– Так вот, после каждого урока, возбужденные от обилия языка, мы сплетали языки, занимались сексом. Теперь же, когда я слышу французский, у меня тут же_ упирается в штаны, ну вы понимаете…
– Ви, – улыбается Маша, набирает воздух для долгой фразы, но Митя грозит ей пальцем:
– Не надо. Не испытывай.
Объявляют посадку на наш рейс, люди подпрыгивают и сбиваются в кучу у гейта.
Мы уезжаем на последнем автобусе. Стоит самолету набрать высоту, я сразу перемещаюсь в хвост на пустые места и мгновенно засыпаю.
Второй песней подряд в баре, под самое закрытие играет Джимми Хэндрикс. Нас с Митей уже совсем везет.
– Нет ничего круче, чем крутой трек, – замечает пьяный друг.
Кстати, про секс. Моя любимая тема, хрена ли. То, что девушка раздевается, еще ничего не значит. А вот что снимает сережки перед сексом – уже значительно. Но самую верхнюю позицию женских аксессуаров занимает резиночка для волос. У тебя, возможно, короткие волосы, но ты, я думаю, поймешь, это вполне определенный обнаженный эвфемизм в постели:
– Есть резиночка для волос?!
Даже вот так: она убирает волосы с лица, но они все равно падают и попадают в рот:
– Есть резиночка?
А у тебя обязательно кто-нибудь оставил резиночку.
Я верчу в руках резиночку. Вылетать нужно через пару дней.
Ожидание, когда билеты уже куплены, оно приятное. Но нет ничего хуже неопределенности. Когда? Как? А получится ли…
Я проснулся перед самой посадкой. Желудок неприятно свело от голода. Колеса коснулись земли, и где-то впереди послышались хилые аплодисменты. Быстро собраться и наружу.
Мы переместились за тысячи километров в сердце Сибири, прибавили плюс три к часам, но, вместо сибирского солнечного полудня, нас ожидало то же самое. Дождь учащенно барабанил по бетону аэропорта Толмачево, по непромокаемым курткам. Под них уже успел забраться сонный озноб. Порыв ветра бросил капли в лицо. Маша резко развернулась и уткнулась в меня, воротником в воротник, тут же отступила назад, в Митю, нежно провела рукой по обернувшемуся плечу. Все в порядке.
– Последний час без рюкзаков, – подбодрил я ребят, – вы их возненавидите, так что наслаждайтесь.
Катя М перевела телефон из авиарежима и тут же зачекинилась* (социальная сеть Фосквер, совершенно гениальное приложения, в котором люди отмечаются там, где находятся, даже если это наш край вселенной).
– Ха, – усмехается Катя М, – Сквер пишет, что я не была здесь триста дней ровно.
– А я никогда, – прокомментировала Маша.
Мы по-доброму переглянулись.