Охотники за сокровищами

Вольфа-Меттерниха выбрали потому, что он был уважаемым ученым и его авторитет придал бы веса Службе охраны культурных ценностей. Он не был активным членом НСДАП, но на подобные посты нацисты предпочитали назначать квалифицированных профессионалов, а не политических соратников. Не последнюю роль сыграло и то, что граф происходил из знатного немецкого рода, получившего свой титул несколько столетий назад, еще при Прусской империи.

Вольфу-Меттерниху не дали четких указаний, но он и без того отлично представлял себе, чем именно должно заниматься его ведомство. «Во всех случаях, – писал он, – решающими для нас были соответствующие пункты Гаагской конвенции». Иными словами, его определение культурной ответственности было гораздо ближе к общепризнанным мировым взглядам, чем к нацистской версии. «Защита культурных ценностей, – писал Вольф-Меттерних, – составляет неоспоримый долг каждой европейской нации во время войны. Я не могу представить себе лучшего способа послужить своей стране, чем взять на себя ответственность за соблюдение этого принципа».

– Граф Меттерних осмелился пойти против Отто Абетца, – рассказывал Роримеру Жожар. – Не спрашивая его разрешения, он обратился к военным властям. В то время шла настоящая битва за то, кто будет контролировать Францию: военные или оккупационное правительство. Через пару дней военные запретили посольству конфисковывать культурные ценности. По моему предложению, озвученному Вольфом-Меттернихом, большая часть их была передана в Лувр. Когда их доставили, многие уже были упакованы для отправки в Германию.

Жожар не приписывал эту победу себе. Он был человеком осмотрительным и полагал, что о своих достижениях не пристало распространяться. Но Роример слышал много историй о его храбрости. Самые разные люди с уважением и даже благоговением рассказывали о бесстрашном директоре, осмелившемся противостоять нацистским властям. Победа над Абетцем значила только, что битва не была проиграна сразу, но до победы в войне за французскую культуру было еще далеко. Жожар вплотную – гораздо ближе, чем он говорил посторонним, – сотрудничал с графом Вольфом-Меттернихом, они вместе отразили целую череду нацистских попыток захватить культурное наследие Франции. Один чиновник, которому поручили конфисковать французские государственные документы, пытался заодно наложить лапу и на предметы искусства, другой настаивал на том, что на складах не создано подходящих условий для хранения картин, и поэтому их следует перевезти в Германию. Такие требования Вольф-Меттерних опровергал, посещая склады с собственной инспекцией. Доктор Йозеф Геббельс требовал отдать ему почти тысячу «германских» произведений искусства из французских государственных коллекций. Вольф-Меттерних вроде бы соглашался с тем, что большая часть этих картин и скульптур по праву принадлежит Германии, но замечал, что не следует отправлять их на родину прямо сейчас. «Я никогда не скрывал моего убеждения, – писал он, – что эта деликатная проблема, так глубоко затрагивающая честь всех людей, может быть разрешена только на мирной конференции при единодушном выборе участников, наделенных равными правами».

– Он рисковал должностью, может быть, даже жизнью, – нахваливал Вольф-Меттерниха Жожар в свою последнюю встречу с Роримером. – Он противостоял Геббельсу единственным возможным способом – ссылаясь на приказ самого фюрера от 15 июля 1940 года, в котором запрещалось вывозить из Франции произведения искусства до подписания мирного договора. Цель этого приказа была в том, чтобы не дать нам, французским патриотам, спрятать работы прежде, чем нацисты заявят на них свои права. Но Вольф-Меттерниху хватило мудрости распространить его на самих немцев. Не стой он так упорно на своем, нам не на что было бы надеяться.

– Мы, конечно, не говорили им «нет». Однозначное «нет» только навлекло бы на нас гнев Геббельса. Мы всегда отвечали «да», – продолжал Жожар, – но… Всегда находились детали, требующие уточнения. Нацисты были – как там выразился этот американский кардинал? бумагозависимыми? – в общем, они были ужасными бюрократами. Ничего не могли сделать, не послав пять-шесть писем в Берлин.

Послушать Жожара, так они с Вольф-Меттернихом отразили нацистскую угрозу с помощью тысяч листов бумаги. Он ничего не говорил о сложностях этой задачи, о долгих годах, проведенных в вечной готовности к вооруженным вторжениям, о том, что у Жожара с его лучшим другом был тайный пароль, чтобы сбежать из Парижа в случае угрозы ареста. Молчал он и обо всех ночных звонках Вольф-Меттерниху с просьбой немедленно прийти и потрясти бумажками перед лицом очередного нацистского грабителя, звонках, на которые Вольф-Меттерних всегда откликался, несмотря на серьезное почечное заболевание. Его болезнь требовала отставки, но он продолжал служить: «прежде всего чтобы оправдать доверие, оказанное мне чиновниками, ответственными за сохранность французского искусства».