Охотники за туманом

– Нет сил, Викторыч. Душевных сил нет начинать все заново. Проходить тот путь опять, сызнова, зная что ту семью уже не увижу никогда. И понимать, что в любой момент… Не могу. Просто вот чувствую – не смогу. Да и опять же. У них там своя жизнь. Выдернет их боярин, а они мне и расскажут, как жили без меня да после меня. А ну как узнаю я такое, что без меня им жить легче стало? А то и вовсе – что я жизнь свою зазря прожил? Как тебе такое? А Матрена… ну да, бессловесная, безответная, послушная. Осуждаешь? Вот ответь, раз такой разговор пошел, Викторыч. Осуждаешь меня? Скажешь – будто холопку какую крепостную силой приневолил?

Николай покачал головой. Так-то оно вроде бы как-то и…будто в сальных анекдотах про гусар. Только при мысли о детях у самого сердце кровью обливается. И то – Пахом помнит себя старым. Михайла помнит. Эти, из новых – тоже диву даются что помолодели на полвека. А Николай себя старым не помнит. Это что ж получается? Неужели он вот таким и сгинул там, в глухом гарнизоне под Красноводском? И что стало с Ниной и детьми в той жизни? Они ж совсем мелкие были. Только Ромка уже в подростках ходил. Что с ними, как они? А вдруг… Нина-то еще молодая была да красивая. Вот сгинул он, Николай. И что? Она-то дальше живет… Жила. Сколько? И как? И…

– Нет, Паша. Не мне судить. У самого сердце не на месте.

Бывший егерь закавказского фронта подвел своего коня поближе к Сердару и зашептал тихо, будто опасаясь, что в этой степи их могут услышать чужие уши.

– Боярин думает, в них нет души. А они всего лишь спят, Коля! Их можно разбудить. Каждого! Стрельцов своих помнишь, с южной заставы? Один из них при мне улыбнулся, Викторыч. Понимаешь? Они умеют улыбаться, Коля! А это значит – они чувствуют. Только боярину не говори, хорошо? Не все так просто с нашим боярином, помяни мое слово.

Николай протянул руку, слегка сжал плечо едущего рядом егеря и сразу отпустил. Сердар нервно дернул мордой из стороны в сторону. Не нравится коняге, когда к нему другая лошадь так близко притирается.

Да уж, поднял тему Пахом. Творцы мира, ети их бога душу мать! Сказал 'да будет свет – и стал свет'. А потом живые души из загробного мира дергает и… Николай оборвал себя. Нет уж. Такое не то что вслух – такое даже про себя думать нельзя. Такие мысли – они совсем не туда увести могут. Вслух же сказал:

– Ты взрослый мужик, Пахом. Голова на плечах есть, сам разберешься. Главное я услышал – не игрушка она тебе. А что до боярина… Мы для них и в той жизни были лишь значки на карте да строчки в ведомостях. С чего бы здесь быть по-другому?

– Но там мы для Родины старались. А здесь для чего? Вот вы с боярином везде флаги наши вывесили. Игрушечки себе нашли, да? А я тебе вот как скажу, Николай Викторович. Коли здесь, на этой непонятной земле, будут русские люди рождаться – то я за этот форпост до последней капли крови, зубами буду! А ежели вы просто так, во флажки балуетесь – то уж не обессудь.

И послал коня чуть вперед, давая понять, что все сказал, что хотел.

Глава 10

Утром Николая разбудил давно позабытый крик петуха. Немного странный. В жизни редко так бывает, чтобы петух все свои крики как под копирку кукарекал, с одинаковыми интонациями, ни на ноту не сбиваясь. Но тем не менее, хоть и картонный – а все же петух. Так что пора вставать. Увы, но выходных дней, когда можно понежиться в теплой кроватке не будет еще долго.

Только-только начало светать. До восхода солнца еще полчаса или чуть больше. Двор, амбар, стены, крыши строений – все покрыто крупной утренней росой. На свежем воздухе дышится легко, разгоряченное утренней зарядкой тело приятно освежает прохладным утренним воздухом.

Николай уже заканчивал гимнастический комплекс, когда мимо него на конюшню прошла Нина, громыхая ведрами.

– Привет!

Она хмуро кивнула в ответ и двинулась дальше. Нет, так дело не пойдет.

– Постой! Да стой же ты! – надо как-то разговор завязать, пробить эту стену отчуждения – Я по делу к тебе! Скажи, ты Пахома не видела? Куда он делся? Вроде проснулись мы в одно время…

Нина остановилась, поставила ведра на землю и поправила косынку на голове.

– С боярином беседует. Вон, глянь! – и кивнула на горницу.

Николаю показалось, что окна на мгновенье осветились короткой вспышкой света.

– Это… что? Ты это тоже видела?

Нина пожала плечами.

– Ничего особенного. У Пахома вчера как раз неделя вышла. С тобой разве боярин таких бесед не проводит?

Неделя… И вчерашний разговор… Догадка мелькнула в голове у Николая и, повинуясь внезапному порыву, он сделал шаг вперед и взял женщину за руку.

– Погоди, не уходи. А у тебя неделя когда выходит?

На этот раз Нина не стала вырывать руку. Просто стояла и печально смотрела на него снизу вверх.

– Неделя тут ни при чем, Коля. Ты что, ничего так и не понял?

Николай покрепче сжал ее руку. Пусть говорит. Вот так, с ним, лицом к лицу. Пусть хоть что, лишь бы не стена молчания!

– А что я должен был понять? Ты же мне и слова не скажешь. Как догадаться что у тебя на уме?

Нина опустила голову и глухим голосом заговорила: