Охотница и чудовище

Охотница очнулась и узнала его тайну.

Теперь она уже ничего не могла поделать. Только лишь попрощаться с тем, кем дорожила, отдать ему последние почести.

А через месяц охотница поняла, что беременна. Она привела в наш мир моего отца, своего сына, рирра, и оставила королевской семье на воспитание.

Почему прадед не убил ее? Почему без оговорок и вопросов отпустил восвояси, позволив беспрепятственно вернуться на Землю? Почему поверил рассказу гостьи - от первого слова до последнего?

Я не знал.

Но история вдруг болью отозвалась в груди. Кольнуло сердце и тревожно заныло. Я вспомнил взгляд Еслены, там, в машине, когда Макс поднял скользкий вопрос о моем происхождении. Струхнул я тогда неслабо, даже поджилки затряслись. Я до одури, до замирания сердца боялся, что она потребует прямого ответа, прямо там, не сходя с места. И я не смогу солгать Еслене… Не хватит мне душевных сил и решимости.

Но она лишь смотрела. Смотрела так, что уж лучше б спросила, расставила все точки над «и».

И казалось мне - Еслена упрекает, досадует на мою лживость, на то, что не нашел в себе душевных сил для откровенного разговора. Она заслуживала его, и даже большего. За то, что поверила, за то, что отдала мне свой голос, за то, что не выставила вон из компании охотников. За то, что поспорила с Максом, хотя и знала его много лет, доверяла спину во многих смертельных схватках. Наверное, еще и поэтому я без раздумий отдал энергию друзьям Еслены. Словно извинялся - молчаливо, трусливо, недостойно принца извинялся за малодушие. Болезненно щемило сердце, и воздух твердел в груди, никак не желал выходить наружу. Немел язык, не в силах выпустить правду на волю.

Все тайное рано или поздно становится явным. Слова отца, что с дрожью в голосе рассказывал мне историю деда так и звенели в голове колоколами. Предвещали беду.

Казалось, она уже стояла на пороге, выжидала и медлила, еще раздумывая. Фортуна приняла решение, крутанула свое колесо, и мне оставалось лишь подчиниться воле судьбы.

***

Еслена

Магнолия и Зандра мирно спали, а я унылой тенью бродила по квартире. Взбудораженная, нервная я никак не находила себе места. Не могла остановиться, даже присесть не могла. И казалось мне, старые, давно знакомые вещи обретали новые очертания, смысл. Проступали сквозь обыденность иные, нехорошие грани реальности.

Дверцы шкафа с овальными стеклами громадными совиными глазами следили за каждым моим шагом.

Ветки пышного дерева за окном выстилали пол черными тенями, скрюченными пальцами скребли по стеклу.

Когда оно вымахало до моего этажа? Я как-то не задумывалась об этом. Но все же! В лето переезда, я перегнулась через подоконник и обнаружила курчавую зеленую макушку четырьями этажами ниже.

А теперь темная масса кроны почти заслонила Луну и звезды. Я никак не могла вспомнить название этого дерева. Оно крутилось в голове, перекатывалось на языке, но всплывать окончательно не желало.

Деревья за окнами гостиной вели себя поскромнее.

Ай-ай-ай… глухо бурчал монкс, загружаясь, будто жаловался, что не даю поспать-отдохнуть.

Слишком мерно, слишком громко тикали часы. Давно надо было заменить их на новомодное электронное светотабло. Это чудо техники умело все на свете. Показывало время, день недели, прогноз погоды. Работало как будильник, разливая в утренней тиши трели птиц, звон колокольчиков - любую мелодию, только пожелай. Как ночник, рассеивало по комнате слабый, успокоительный голубоватый свет или загадочно-чувственный красный. Но я никак не решалась отказаться от ходиков в пользу светотабло. Словно цеплялась за прошлое, оставляла себе кусочки реальности собственной молодости.

Светильник в ванной, как назло, начал мигать. Очень не вовремя сообщал о том, что вскоре лампочка, рассчитанная на сто лет, навсегда угаснет.

Из приоткрытой двери выскальзывали лепестки света, то исчезая, то появляясь вновь.

Мейзамир лишь подошел к друзьям, наклонился и… ужасные раны их закрылись, зарубцевались даже без медицинских ниток. Что он такое? Как? Я задавалась этим вопросом снова и снова, раздираемая непривычными желаниями, ощущениями, предчувствиями.

То перед внутренним взором появлялись губы красавчика. Чувственные, приоткрытые, алые. И я млела, плыла, вся в плену тепла Мейзамира. Забывала рядом с ним обо всем.

То всплывала картина, как Мейзамир удерживал щупальца монстра. С силой, немыслимой не только для человека - для всех, встреченных мной раньше чудовищ.

То в памяти всплывало лицо красавчика, там, в машине, когда Макс намекнул на тайну его происхождения.

Растерянное, почти испуганное лицо существа, которого вот-вот изобличат в чем-то ужасном, отвратительном, непростительном.

Я уложила Магнолию с Зандрой в уютной гостевой спальне своей четырехкомнатной квартиры. Мелькала мысль разместить их в разных комнатах, но я отмела ее почти сразу же. Что, если усну, и кому-то станет плохо? Они присмотрят друг за другом, а я подстрахую, насколько хватит сил.

Когда-то гостевая спальня принадлежала моему… сыну.