— Потому, что у нас есть подозрение, что он ведёт нечестную игру, — наконец ответила я. — И потому, что он любит рассказывать о себе примерно так же, как твоя Люба — о нём. Мы пробовали ему звонить, и приезжали к тому дому, но он никогда не брал трубку, и к себе тоже не пустил.
— Но мы же встречались с ним на той выставке, — напомнил Макс. — Там же была ты, Эжени? Ты могла бы расспросить его, о чём хочешь.
— Извини, но этому несколько мешало твоё присутствие. Надеюсь, ты не будешь меня винить за то, что я не хотела, чтобы ты узнал о нашем раздвоении? По крайней мере, до тех пор, пока мы сами во всём не разберёмся. А потом он быстро смылся. К тому же… Помнишь, разговор тогда зашёл о Володе Смирнове, который, вполне возможно, пострадал из-за него?
— И поэтому вы решили, что Пёрт Викторович и вам не поможет?
— Макс, мы кое что про него узнали. Секта — это серьёзно.
— Да нет у него никакой секты! — Макс вдруг повысил голос, и я предостерегающе зашипела, увидев, что на нас обернулись. — Нет у него никакой секты. Да, я знал, что у него есть ученики и последователи. Но создание научного сообщества, даже неформального, пока ещё преступлением не является.
— Так же как и продажи своих квартир, машин и прочих ценностей перед вступлением в это сообщество. Вот только что-то мне подсказывает, что для занятий наукой это не обязательно. Что? — Женя невинно подняла брови под взглядом Макса. — Мы же говорили, что кое-что про него узнали.
Макс набрал в грудь воздуха, но потом вдруг выдохнул и махнул рукой:
— Ладно. Делайте, что хотите. Я не могу вам этого запретить — никому из вас.
— Только давай договоримся, что ты тоже ничего не будешь предпринимать, не сказав нам, — торопливо добавила я, видя, что он собирается встать. — Нам нужно действовать согласованно, чтобы не наломать дров.
— Да, дров наломать — это всегда пожалуйста… — пробормотал Макс. Вид у него был какой-то больной, и мне мучительно захотелось его обнять. Я бы так и сделала, не смущаясь ничьим присутствием, вот только возникло чёткое ощущение, что сейчас Макс от любой из нас шарахнется, как от чумной. И его нельзя за это винить.
— Портфель, — сказала Женя.
— Что?
— Ты портфель забыл, — она кивнула на стул, с которого Макс поднялся.
— Ах, да…
Я проводила его взглядом. Макс непривычно сутулился, и я с трудом подавила желание встать и выбежать следом.
— Что будем делать? — спросила Женя, облизнув ложку, которой ела десерт.
— В смысле?
— В смысле — с Максом.
— А что мы с ним можем сделать? Будем следовать прежним курсом и надеяться, что он нам не помешает. А может быть, и поможет. Если всё-таки получится раскрутить его на то, чтобы он расспросил своих американских родственников…
Я замолчала, задумавшись. Может, это и не так уж плохо, что Макс всё знает. Да, стресс для него получился нешуточный, но зато теперь в моём — нашем — окружении появился хотя бы один человек, от которого можно не таиться. И от которого, может быть, удастся получить существенную помощь. Макс умный, он может придумать что-нибудь, что нам самим в голову не приходило. А главное — как же тяжело врать тому, кого любишь!
И неопределённость с нашим будущим перестала быть такой неопределённой. Теперь стало можно и пообсуждать это самое будущее с Максом, конечно, выждав, пока он немного успокоиться. А заодно извиниться за своё долгое молчание, не изобретая для него лживых объяснений.
— Так я пробиваю этого, как его, Пейджа?
— Пробивай, — кивнула я. — А заодно, раз уж мы точно знаем, и на Любиного мужа информацию поищи. Не удивлюсь, если замечательная технология Петра Викторовича как раз в Калифорнийском университете и родилась.
Я отодвинулась от компьютера, потянулась и покрутила головой. Мне и раньше доводилось проводить за этой машинкой по многу часов подряд, но в последнее время начала что-то болеть шея. Хотя, скорее всего, меня просто продуло. Я поморгала, прогоняя отпечатавшиеся в глазах полоски — у последнего сайта было крайне неудобное оформление, белый текст на чёрном фоне — и решила, что можно сходить на кухню и сделать себе чаю.
Изучение биографии Джона Пейджа мало что дало — этот миллионер слыл филантропом, причём именно с научным уклоном: подарил двум университетам новые лаборатории, выделял гранты и учредил какую-то там стипендию. В приятелях у него ходили многие светила науки, с которыми он охотно фотографировался, но больше его совместных фото со Стивеном Шишкоффом мы не нашли. Да и вообще с фотографиями нашего загадочного знакомца было не густо — за два дня интенсивных поисков мы обнаружили его на групповом снимке с сайта Калифорнийского университета, запечатлевшем празднование в честь завершения одной из научных программ, причём он даже не было упомянут в списке участников; да ещё в инстаграмме у одного из сотрудников, причём Шишкофф явно попал в кадр случайно, и фото, как и в случае с Пейджем, было давнее. И всё же сомнений не оставалось — Пётр Викторович Бошняк, или Стивен Шишков, действительно пасся в стенах Калифорнийского университета.