Охотница (СИ)

Я молчала. Талант кончился? Да Володька, чтобы я о нём не думала, был актёром от бога. Ну да, последние пара ролей, которые я у него видела, и в самом деле были неудачными, но, как говорили древние, и Гомеру случалось обмолвиться. Лезь из-за этого в петлю или глотать снотворное?

— А ведь я совсем недавно про него разгромную статью читала, — вспомнила мама. — Об этой новой постановке «Крейцеровой сонаты», где он молодого Позднышева играл. Писали, что он не играет, а просто присутствует на сцене, и что из-за этого весь спектакль разваливается. Вот он, наверное, и…

— Ох уж эти творческие натуры, — вздохнул отец. — Слова им не скажи…

— Андрей! — укоризненно протянула мама.

— Ну, что «Андрей?» Какой-то писака бумагу измарал, а этот всё всерьёз принял. Хоть бы о родителях подумал. Если бы я впадал в отчаяние от каждой неудачи, я бы кончился задолго до того, как она, — папа кивнул на меня, — появилась на свет. А может, и до нашей с тобой встречи.

— Пойду Лиле позвоню, хоть пособолезную, — мама вздохнула и поднялась. — Ну, как же это так…

Она исчезла за дверью, и мы с отцом некоторое время посидели в молчании.

— Только не вздумай винить себя, — вдруг сказал он. — Тебе ведь уже давно стало ясно, что он за человек. Что прошло, то прошло.

— Я и не виню, — я и в самом деле удивилась его словам. — Просто… странно. Вот уж про кого никогда бы не подумала, что он на такое способен.

— Да, он казался совершенно непотопляемым, — папа похлопал меня по руке. — Бедный Олег, бедная Лиля.

— Да, — я отодвинула чашку. — Пойду полежу. Не возражаешь?

— И «Антигриппина» попей, — посоветовал папа. — Может, тебе врача вызвать?

— Это просто простуда. Давай подождём до завтра, ладно? Если мне не станет лучше, вызовем.

— Ну, смотри. Тебе бы подлечиться, мы же на похороны званы. Конечно, ничего не случиться, если тебя не будет, но всё-таки…

— Я понимаю, пап.

Врачей я не любила с детства, с тех пор, как однажды, ещё до школы, полежала в больнице, где мне делали курс уколов. Я знала, что это фобия и что реальных причин для страхов у меня нет, и всё же предпочитала за медицинской помощью без крайней на то необходимости не обращаться. К тому же болезнь давала мне легальный повод с чистой совестью переложить визит в полицию на маму и предаться законному безделью.

Вечером того же дня меня навестил Макс с цветами, которые он, впрочем, отдал маме, и подарком. Подарком оказался новенький ай-фон последней модели, и Макс полвечера помогал мне разбираться в его настройках. Родители, с одобрительной улыбкой переглянувшись, отпустили нас в мою комнату.

— Я слышал о Владимире Смирнове, — сказал Макс, когда мы остались одни. — Мне очень жаль.

Я молчал кивнула, и больше мы на эту тему не заговаривали. Я оценила его такт — ведь кто-кто, а он-то был полностью в курсе, какие отношения связывали меня с покойным.

Температура продержалась два дня и спала, зато у меня начал садиться голос. Впрочем, все согласились, что это пустяки, и что поехать на похороны мне ничего не мешает. Мама договорилась со Смирновыми, что мы с папой подъедем прямо на кладбище, в то время как она отправится к ним домой и поможет тёте Владимира готовить стол для поминок.

Похоронили Володю на Головинском кладбище, где уже лежал его дед. Было воскресное утро, холодное, но ясное. Температура и правда упала, грянул настоящий морозец, успевший прихватить землю, на которой после совсем недавнего тепла не было ни единой снежинки. Я надела короткое чёрное кожаное пальто и пожалела — можно было б и шубу. Тем более, что церемония затянулась. Несмотря на то, что в театре, где работал покойный, устраивали панихиду, пришли много его коллег, пришла и стайка девушек-поклонниц. Последние, надо отдать им должное, вели себя очень пристойно, стояли поодаль с цветами, а когда гроб забросали землёй, по очереди подошли и положили цветы на могилу, после чего все вместе тихо ушли.

Олег Борисович и Лилия Эдуардовна стояли обнявшись, а я всё медлила подойти, хотя молчание становилось уже почти неприличным — чай, они мне не чужие люди. Но уж больно тягостной казалась мне обязанность выражать соболезнования. Что можно сказать родителям, потерявшим единственного сына? Наконец, когда всё было закончено, люди потянулись к воротам кладбища, я всё-таки догнала их и пробормотала несколько сочувственных слов. Охрипшее горло подвело, пришлось откашляться и начать всё с начала.

— Спасибо, — просто сказала Лилия Эдуардовна. Она всегда выглядела моложавой и ухоженной, и нельзя сказать, что сейчас она сильно изменилась внешне, но её плечи сгорбились, а походка стала шаркающей, как у старухи.

— Ты заходи к нам как-нибудь, Женя, — добавил её муж. — Посидим, вспомним прежнее…

Я сглотнула и кивнула.

В машине я взяла полистать глянцевый журнал, который купила утром, в ларьке в торговом центре на углу у нашего дома. О Володе там была целая статья.

— Что, соловьями разливаются? — спросил папа, когда мы вырулили на Ленинградское шоссе. — Как помер, так и стал хорош?

— О мёртвых или хорошо, или ничего, — пробормотала я.

— Ну да, ну да…