Охотница за скальпами. Смертельные враги

– О господи! – воскликнул Джон, увидев товарищей. – Бедняги! Вот, видите, чем кончилось? Напрасно вы не дали мне исполнить мое намерение: Миннегага удовлетворилась бы моим скальпом и оставила бы вас в покое, а теперь…

– Будет ныть, Джон! – отозвался шериф. – Во-первых, рано или поздно, а помирать надо. А во-вторых, ободрав ваш скальп, Миннегага разохотилась бы увеличить свою коллекцию и нашими шевелюрами. В конце концов то же на то и вышло бы. Правда, мистер бандит?

Сэнди Гук вместо ответа пожал плечами.

– Молчание – знак согласия! Так, по крайней мере, говорят у нас. Мои подозрения, Джон, были довольно основательны. Этот лжекраснокожий только уклоняется от прямого ответа, но его можно понять и без слов.

Сэнди Гук снова пожал плечами и устремил свой взор на шерифа Гольд-Сити со словами:

– Вы, шериф, драгоценная добыча! Думаю, что мои приятели, степные джентльмены, были бы очень довольны, узнав, что вы пойманы индейцами. Очень возможно, они открыли бы, так сказать, международную переписку в мою пользу, чтобы поднести мне почетный диплом и позолоченный карабин. Ведь вы всегда были злейшим врагом нашей братии.

– Могу только гордиться этим! – суровым голосом произнес шериф. – Делал то, что мне подсказывала моя совесть и чего от меня требовал мой долг.

– А я разве говорю что-нибудь против этого? – удивился Сэнди Гук. – Одни грабили и убивали, другие ловили этих грабителей и убивали их. Каждый делал свое дело и исполнял положенное ему от Господа. Но, между нами, я должен признаться, что мне очень жаль видеть вас в плену, сэр.

– Правда?

– Ей-богу. Клянусь честью…

– Честью бандита?

– Ах, боже мой! Не потребуете же вы, чтобы я клялся честью порядочного человека, когда я в самом деле являюсь бандитом? – ответил Сэнди Гук глухим голосом. – Нет, право, хотите верьте, хотите нет, но мне очень жаль, что все сложилось так.

И Сэнди Гук, который казался серьезно взволнованным этим разговором, угрюмо махнул рукой. Потом он обратился к индейцам, окружавшим пленников, говоря:

– Ну, идем! Сахем нас ожидает.

Спешившиеся индейцы окружили живым кольцом пленников и повели их к лагерю Миннегаги. В это мгновение раздался чудовищно громкий взрыв: загорелся порох, оставшийся в большом количестве внутри дупла, в котором скрывались беглецы, и колоссальное дерево, насчитывавшее несколько тысяч лет, тяжко рухнуло на застонавшую при его падении землю. Сотрясение было так велико, что люди, находившиеся уже на значительном расстоянии от упавшего великана, с трудом удержались на ногах. Дерево пылало, образуя колоссальный костер и распространяя вокруг нестерпимый жар. К счастью, оно легло вдоль поляны, и потому пожар едва ли мог распространиться по лесу.

Не обращая больше внимания на пылающее подобно огромному факелу дерево, индейцы привели своих пленников в лагерь Миннегаги, состоявший из полудюжины складных и передвижных вигвамов.

Миннегага, уже знавшая о благоприятном исходе предприятия, ожидала пленников на полянке впереди вигвамов, сидя верхом на белой лошади. Охотница за скальпами была подобна бронзовой статуе. Она закуталась в знаменитый белый плащ Яллы, так что пленникам было видно только ее лицо, обнаженные руки да мокасины, богато расшитые красным и синим шелком и украшенные несколькими скальпами.

Увидев ее, Джон невольно остановился и вздрогнул: Миннегага до того походила на свою покойную мать, что Джону казалась призраком Яллы, вставшим из могилы в песках Занд-Крика, где похоронили ее окровавленный труп после Чивингтоновой бойни.

Сзади Миннегаги, взгромоздившись на седло высокой черной лошади, безмятежно курил свой калюмет молчаливый старик, ее отец.

Увидев перед собой пленников, Миннегага вперила пламенный взор в лицо невольно побледневшего индейского агента. Угрюмая и злая улыбка играла на ее устах.

– Давно мы с вами не встречались, мистер Джон! – сказала она медленно и насмешливо. – Сколько раз приходила и уходила из прерии весна, а нам все не доводилось увидеть друг друга.

Индейский агент угрюмо потупил взор и не отвечал ни слова.

– Где скальп моей матери? Он не украшает твоих мокасинов, Джон?

– Я не индейская собака! Белые убивают своих врагов, но не украшают своих сапог их скальпами.

– Однако ты скальпировал мою мать? – вскричала Миннегага полным ненависти голосом.

– Я не сделал ничего другого, кроме того, чего требует закон, господствующий в прерии. Если бы я не победил твою мать, она не пощадила бы меня, и теперь мой скальп украшал бы твой вигвам.

– Да, но моя мать была индианка и не отступала от заветов предков, тогда как ты – бледнолицый, и в ваших краях не в обычае скальпировать кого-нибудь.

– Это верно, когда говорится о наших краях, где нет таких зверей, как вы, краснокожие. Но мне-то пришлось всю мою жизнь провести в прериях, и поневоле сам я превратился в подобного вам, по крайней мере, наполовину стал индейцем.

– Хорошо! Мы и будем на тебя смотреть как на подобного нам! – ответила Миннегага, делая угрожающий жест рукой.