Охотница за удачей

— Я знаю о тебе очень много. Ты отважный — спас своего друга, так? Ты любишь приключения, иначе бы ты не полез на одну из самых недоступных вершин в мире. Ты в высшей степени привлекательный и порядочный человек. Когда наверху я сказала «нет», ты сразу отпустил меня. — Она вдруг отпрянула от него. — Я все делаю неправильно!

— В конце концов ты сделаешь что-нибудь правильно. Почему на три месяца, Оливия? И где ты возьмешь деньги, чтобы заплатить мне? Ограбишь банк?

Ветер швырнул длинную прядь волос ей в лицо. Она откинула ее и спокойно ответила:

— Мой отец богатый человек. А два года назад я получила в наследство трастовый фонд матери. Я готова заплатить тебе семьдесят тысяч долларов.

Услышав размер суммы, Мэтью даже глазом не моргнул. Думал он о другом.

— Тогда почему ты работаешь в службе береговой охраны?

Она пропустила вопрос мимо ушей.

— Брак заключается на определенных условиях, — строго сказала она. — Первое — высокая степень секретности.

— Скажи мне сразу остальные.

Его снисходительный тон вызывал у нее раздражение, словно он разговаривал с десятилетней девочкой!

— Никакого секса. По окончании срока никаких контактов: ты исчезаешь из моей жизни. Навсегда. На таких условиях заключается контракт.

— Очаровательно! — воскликнул Мэтью.

— Я же сказала, это деловое предложение. Никакого романа века.

— Нет, это знак, что я абсолютный дурак! Хотя, должен признаться, когда я предлагал тебе помощь в благодарность за спасение моей жизни, у меня и в мыслях не было на тебе жениться. — Он взял в руку прядь ее волос, на солнце они сверкали как тончайшая медная проволока. — Никакого секса, говоришь? — тихо спросил он. — А ты уверена в этом?

Она отпрянула, но он не отпустил ее волосы.

— Никакого секса. Именно это я и сказала.

Руки его упали.

— Ответ отрицательный.

— Но…

— Мне плевать на то, что ты богата. Я не продаюсь.

Его лицо выражало такое презрение, что ей показалось, будто ее раздели донага. Она почувствовала себя беззащитной, пристыженной и бесконечно одинокой. Он ненавидит и презирает меня, подумала Оливия. Боже, зачем я только затеяла это?!

В отчаянии она рванулась и побежала вниз по склону, слезы слепили ей глаза. Какая же она дура! Опять поступила необдуманно. Недаром отец всегда сердился на нее: вначале делает, потом думает.

Где-то близко за спиной она услышала голос Мэтью:

— Оливия!.. Боже мой, тормози, пока не сломала себе шею!

Прямо как отец: не делай того, не делай этого, тут небезопасно, там ушибешься. Она ненавидит их обоих. Утирая глаза, она не заметила выпирающего из-под земли корня, споткнулась и полетела вниз. Она успела выбросить вперед руки и упала на землю, придавив плечом папоротник и содрав ладони. Щекой она сильно ударилась о камень и заплакала от боли, но, пожалуй, больше от обиды.

В два прыжка Мэтью оказался рядом и поднял ее.

— Ушиблась? Дай посмотрю лицо.

Что-то новое прозвучало в его голосе, но только не презрение. Она спрятала лицо у него на груди и зарыдала.

— Он умирает… неужели не понятно? Он умирает… вот почему… я должна выйти замуж, — захлебываясь слезами, выкрикивала она.

— Кто умирает?

— Мой отец. — Она всхлипнула. — Три месяца осталось, сказал врач. Он и я, мы не были… я решила хоть раз поступить как хорошая дочь. О, Мэтью, я не знаю, что мне теперь делать!

Мэтью решительно прервал ее.

— Никак не пойму, о чем ты говоришь, но с этим мы еще разберемся. Сейчас я отнесу тебя вниз, отвезу домой и обработаю тебе ссадины, а потом ты спокойно все объяснишь. Вот… вытри нос. — И он подал ей белоснежный носовой платок.

Оливия ненавидела, когда указывали, что ей надо делать, но на сей раз послушно высморкалась.

— Ты не сможешь меня донести, тут еще далеко.

— Попытаюсь. — Он поднял ее на руки и пошел, осторожно ступая, вниз. — И помолчи. За последние десять минут ты наговорила более чем достаточно.

— Ты очень любишь командовать, — сказала Оливия, прислонилась травмированной щекой к его груди и закрыла глаза. Чувство безопасности и покоя охватило ее. Она всегда ненавидела покой и безопасность, так почему ей так приятно подчиняться Мэтью? Человеку, которого, несмотря на свои заверения, она едва знает. Щека болела. Болело бедро, колени и руки. Но сильнее всего была уязвлена ее гордость. Мэтью сказал «нет».