— А еще я обожаю крошечные морщинки вокруг твоих глаз, когда ты улыбаешься, — сказала она.
Он смеялся, и смеялись его синие глаза.
Он стал неторопливо целовать ее соски, слегка прикусывая их губами.
— О! — простонала она с восторгом первооткрывателя. — О Мэтью! Пожалуйста, еще!
Потом он взял ее ладонь и провел ею по своему животу и ниже, пока она не коснулась его затвердевшего члена. Стыдливое смущение и желание одновременно охватили ее. Он поцеловал ее страстно и властно, словно заявлял на нее свои права. Она обхватила ногами его бедра, захваченная новыми для нее ощущениями и чувством свободы, которые они давали ей. Закрыв глаза, она потерлась щекой о его грудь и поцеловала ему сосок. Задохнувшись от острого наслаждения, Мэтью упал на нее. Они целовали и ласкали друг друга, голод одного усиливал голод другого, их взаимная страсть все нарастала. Извиваясь под ним, она со стоном повторяла его имя. Он легко скользнул в нее и вдруг почувствовал сопротивление. Острая боль исказила ее лицо. Он испуганно замер.
— Олли…
— Не останавливайся, Мэтью, пожалуйста, — взмолилась она.
Мэтью растерялся.
— Ты говорила вроде, что только однажды… но…
В ответ она приподняла бедра. И вскоре их тела уже жили в одном ритме, сливаясь в одно целое. Она чувствовала, как все глубже и глубже он проникает в нее, унося ее с собой сквозь бурю к райским высям. Туда, где она неотделима от него, но при этом еще больше становится собой…
12
Оливия медленно приходила в себя. Потная голова Мэтью покоилась на ее груди, и громко в унисон бились их сердца. Она провела рукой по его спине и с нежностью ощутила под ладонью выступы позвонков.
— Я и не знала, что будет так… У меня нет слов. Могу только поблагодарить тебя.
Он поднял голову. Никогда она не видела у него такого лица, открытого, беззащитного, и ее грудь сдавило от волнения. И голос его звучал по-другому.
— Ты как-то неопределенно говорила о своей девственности, а я не поверил… не мог поверить. А должен был. Потому что это правда.
— Да, было правдой. — Она потерлась носом о его подбородок. — Хотя теперь уже нет.
— Не знаю, что сказать, Олли. Даже не знаю, что полагается говорить в таких случаях. — Он отодвинулся и теперь лежал, опираясь на локоть. Между ними возникла дистанция. — Я первый, кому ты доверилась, чтобы избавиться от последствий травмы, нанесенной тебе Мелвином?
Может, и так, ей это было безразлично. С легким разочарованием она почувствовала, как холодно стало там, где только что было жаркое тело Мэтью.
— Наверное… — рассеянно ответила она. Интересно, о чем он думает. — Должно быть, я делала что-то не так… У меня нет опыта. Извини…
— Ради Бога, — сказал он хрипло, — я не об этом. — Он пригладил волосы рукой. — Ты замерзнешь, лучше одеться, — заволновался он. — Представляю, каково было тебе на полу.
Она совсем забыла, что лежит обнаженная на ковре в мансарде среди разбросанной вокруг одежды. Она подобрала кружевное белье и неловко поднялась на ноги; к счастью, волосы закрыли ее лицо. Ей хотелось знать, какие чувства испытывает к ней Мэтью, но не хватало мужества спросить. А может, она боится ответа? Может, она напрасно доверилась ему? Как узнать, понравилось ему заниматься с ней любовью или она раздражала его своей неопытностью? И, наконец, самый главный вопрос: почему оборвалось так быстро то чудо внезапного слияния двух существ?
По шороху за спиной она догадалась, что он одевается, и не посмела оглянуться. За последние полчаса она поняла, что за штурвалом самолета ей гораздо легче: там все честно и понимаешь, чем рискуешь. К тому, что происходит с ней теперь, она не готова.
К общей растерянности добавилась и та мысль, что у Мэтью, наверное, есть другая женщина в Нью-Йорке, где находится его дом, и потому он не прикасался к ней в лесном домике. Ей стало больно, и она отогнала эту мысль. Не мог же он быть одержимым страстью к ней, если у него есть другая?
Оливия надела платье, с трудом справившись с пуговицами, которые так легко расстегнул Мэтью. Она чувствовала себя как человек, свалившийся с небес на землю. Ей вспомнилась библейская история изгнания из Рая. Теперь она поняла, что это означает. Невыносимое чувство утраты, отторжения. Все, что происходило между нею и Мэтью несколько минут назад, кончилось, словно и не бывало.
Нет, плакать она не станет. Из-за ее плача все и произошло, к тому же у нее хватит гордости не показывать Мэтью своей печали. Играй, Олли, играй!
Засунув ноги в туфли, она собралась уходить.
— Наверное, отец беспокоится, что я тут пропала. Я приходила за фотографиями.
— Он мне и сказал, где тебя искать, иначе бы я не нашел тебя. Почему ты так заторопилась?
Какой он высокий и… волнующе мужественный! Какой близкий и какой далекий! Отчаяние захлестывало ее.
— Он ждет меня, — резко ответила Оливия. — Ты хочешь, чтобы он догадался, чем мы тут занимались?
— А ты стыдишься этого?
— А я должна?
— Послушай, мне не следовало…