Охраняемое сердце (ЛП)

По словам папы, татуировки и крашеные волосы превращали людей в Джастина Бибера. Два года должны уже были убедить его, что я не стану преступником.

— С чего ты взял, что я замышляю что-то нехорошее? Из моего скучного времяпровождения? То, что я всегда сижу в библиотеке, изучая законы об арендаторах, чтобы бороться с домовладельцем моей мамы? Или, может быть тебя беспокоит, что я пью соевое молоко, а не обычное?

— Я-то доверяю тебе. Но Карен труднее убедить.

Правда, папа? Бросаешь жену под автобус?

— Скажи ей, что я не просила, чтобы меня рожали.

— Я в этом несилен, — папа опустил голову на руки и потер лицо. — Я делаю все возможное, чтобы угодить вам обоим. Ей не нравится, что ты целыми днями торчишь дома.

Ни хрена себе.

Карен не была в восторге от моего присутствия, учитывая, что я не существовала бы, если бы ее муж не изменил ей с моей мамой. Я не планировала разрушать его брак, но именно это я и сделала. Она презирала меня, и я не виню ее, поэтому я делала все возможное, чтобы держаться подальше.

— Карен может приказать моим телохранителям отступить, и, возможно, я буду уходить гулять почаще.

— Нет, — отрезал он.

Бывали дни, когда я жалела о своем решении жить с папой. На моем столе стоял портрет, когда ему было лет двадцать. У нас были одинаковые густые прямые брови и маленький рот. Его худощавое тело, широкие плечи и мочки ушей были точь-в-точь как у меня. Я цеплялась за это сходство, особенно когда он так смотрел на меня.

— Когда ты избавишься от фиолетовых волос?

— Я скрываю татуировки, — прошептала я. — Все, что ты ненавидел, исчезло из моего гардероба. А теперь ты хочешь докопаться до волос?

— Рейн, ты сама напросилась в эту семью.

Игла пронзила мое сердце.

— Ого.

—Ты же знаешь, я… я счастлив, что ты моя дочь.

— Ты никогда не хотел, чтобы я была здесь.

— Нет, — вздохнул он. — Нет, это неправда.

Как позитивный человек, я изо всех сил старалась увидеть светлую сторону.

— Ты не можешь выносить моего вида. Как будто я заразная.

— Мне трудно привыкнуть к этому. Но это не значит, что мне все равно.

Да, ему не все равно. На покой в отношениях с женой, на мнение избирателей и как они проголосуют. Дело всегда было в этом.

Я была свободолюбивой хиппи, против которых он выступал на своих предвыборных митингах. Ребенок с лавандовыми волосами не сделал ничего, чтобы посодействовать его карьере, но он не мог отделить меня от своей жизни, не выглядя полным ослом, поэтому придирался к моей внешности. Рваные джинсы делали меня похожей на бездомную. Фиолетовые волосы — как у безработных неудачников. Что за безответственная мать позволила мне сделать татуировки?

Я не должна быть здесь.

— Жить с тобой было ошибкой.

— Не говори так! Я вложил в это слишком много сил, чтобы ты сейчас ушла.

Я проглотила комок размером с кулак.

— Это не успокаивает.

— Всегда нужно жертвовать, Рейн.

— Я не собираюсь менять свою личность!

— Не усложняй.

— Не усложнять? — взорвалась я. — Это ты требуешь перемен. Я не стану осветлять волосы, чтобы слиться с твоей семьей на фотосессиях.

Он застонал.

Когда я нашла своего отца, я не могла отвести от него глаз. Другая половина моей ДНК, та, которой не хватало все детство. Мое безотцовщинное существование заставляло отчаянно искать связи с ним. А потом я встретила его.

И я была совсем на него не похожа.

Курт Монтгомери отождествлял себя с противоположностью политического спектра. Ему нравилось смотреть себя по телевизору и критиковать собственные речи. Его хобби включало дегустацию вин, занятие, которое наскучило мне до слез, учитывая, что я не могла пить; изысканные обеды; выходные в Кабо и зимы в Тахо. Слишком много неловких обедов с его сорокалетними детьми, которые ненавидели меня за то, что я родилась. Они все верили, что я жажду денег или что моя мать дергает за ниточки.

Но я просто хотела иметь отца.

— Рейн, можешь спуститься вниз? Твой охранник дал рекомендацию по безопасности, но ты должна услышать это от него.

Я последовала за папой по внушительному коридору к узкой лестнице. Мои босые ноги шлепали по дереву, когда он повел меня в свой кабинет к человеку, который не соответствовал светлым цветам нашего дома.

Кассиан смотрел на семейный портрет. Я никогда не видела, чтобы охранник игнорировал присутствие моего отца. Они обычно вытягивались по стойке «смирно» всякий раз, когда папа входил в комнату, но не Кассиан. Он оторвал свой взгляд от моих сводных братьев и сестер, разглаживая хмурый взгляд в решительное спокойствие.

— Доброе утро, Рейн. — каменное лицо моего телохранителя дрогнуло, и он двинулся вперед, словно ожив. — Нам с Квентином нужно обсудить кое-что важное.

Квентин с несчастным видом помахал рукой, сидя в кресле. Стальные голубые глаза Кассиана остановились на мне, ухмылка обнажила ямочку на его щеке. Невидимое пламя вспыхнуло вокруг меня, поднимаясь все выше с каждым шагом, который он делал ближе. Он пугал меня.

— В чем дело? — мои внутренности пронзило опасение.

Он стоял, как греческая статуя, нависая надо мной.

— Мы не можем позволить тебе поехать на концерт. Я вычеркиваю его из твоего расписания.