Я много времени проводил в одиночестве. Бывали дни, когда я не говорил ни с одним человеческим существом, за исключением фальшивых разговоров с женщинами, которых мне хотелось трахнуть. Наш город — Уолнат-Крик – был полон отчаявшихся женщин, а потому, несмотря на мое ужасное обаяние, соблазнить их было удручающе легко.
Они были лишь сосудами. Мне нужно было их наполнить, им тоже. Избавиться от зуда — вот и все. Но время от времени какая-нибудь девчонка все-таки прилипала, и тогда мне приходилось заниматься неприятным — отшивать ее. Мне было лучше одному.
И кстати, той, что лежит в моей постели, пора уходить.
Я вернулся в спальню. На стальной раме рядом с тумбочкой лежал огромный матрас. Из-под одеяла выглядывала белокурая грива. Мне нужно было, чтобы она ушла, поэтому я раздвинул шторы, чтобы солнечный свет осветил комнату. Луч света ударил по ее закрытым глазам.
Она застонала.
Я схватил скомканные, валявшиеся на полу джинсы и бросил их на матрас.
— Мне скоро нужно уходить, — прорычал я в сторону шевелящегося комка. — У тебя десять минут.
В соседней комнате запищал телефон, напоминая, что в восемь я должен быть в ювелирном магазине Свенсона. Я схватил бронежилет и натянул его на себя. Мои руки дрожали, когда я застегивал рубашку — черт бы побрал эти руки. Сотни часов стрельбы и годы физиотерапии, но я уже никогда не буду прежним. Я натянул рубашку поверх своих покрытых шрамами мускулов, надеясь, что мой следующий клиент не будет задавать вопросов.
— Кассиан, вернись, — простонала она. — Который час?
— Мне нужно работать.
Она надула губы, а я ломал голову, пытаясь вспомнить ее имя.
Блондинка встала, зевая. Она схватила джинсы и натянула их на ноги.
— У тебя есть кофе? — спросила она.
— Извини, нет.
Она бросила на меня раздраженный взгляд, но я не обратил внимание. Я натянул брюки и надел на плечи кобуру, убрав туда Глок*. Два маленьких ножа были засунуты в пряжку. Затем я запихнул в сумку, которая обычно лежит в бардачке машины, еще один пистолет, фонарик, запасной телефон и еще несколько ножей.
Должно быть, она заметила оружие. Ее глаза расширились.
— Ты полицейский?
Нужно было тщательнее выбирать себе пассию.
— Раньше был.
— Зачем тогда пистолет?
— У меня работа, а тебя, я уверен, ждет злой муж.
— Я не замужем, придурок, — она сверкнула безымянным пальцем.
— Наверное, перепутал тебя с другой.
Ее покрасневшее лицо говорило, что я перебарщиваю.
Я прочистил горло.
— Выход там.
— Болван.
Она молниеносно оделась и вылетела из комнаты, даже не обув болтающиеся на пальцах шпильки. Дверь захлопнулась, оставив меня в блаженной тишине.
Я надел черную куртку и зашнуровал ботинки. Костюм и галстук были моей стандартной униформой. Первое впечатление жизненно важно. Расстегнутая рубашка, дешевые туфли или даже паршивая стрижка, и можно потерять работу.
У меня зазвонил телефон.
— Кассиан, — ответил я.
— Эй, это опять Ричард. Мне нужен ответ по поводу работы у сенатора. Мужик напористый.
— Как зовут девушку? Может, я проверю её.
Проверка клиентов перед тем, как приступить к работе, была очень важна. Слишком многие наркоторговцы хотели, чтобы я прикрывал их задницы, пока они проворачивали свои незаконные делишки. Она не была похожа на распространителя метамфетамина, но все же.
— Рейн, и у тебя нет времени на проверку.
— Имя как у хиппи, а не дочери сенатора, — я поправил галстук перед зеркалом. — Какой сенатор?
— Она дочь Монтгомери. Слышал о нем?
Дремлющее пламя лизало мое сердце, загоняя безразличие в холодный темный угол. Еще пять лет назад одного имени «Монтгомери» было достаточно, чтобы привести меня в ярость.
— У Монтгомери нет дочери.
— Теперь есть. Она — дитя любви.
— Нагулял где-то.
— Не будь идиотом.
— У него есть дочь?
— Да, Касс, да. У него есть дочь. Два года назад она подала в суд для установления отцовства. Этот придурок отказался признать, что она его. Поэтому она подала на него в суд, сделала анализ ДНК и бинго.
— Интригующе.
Я провел пальцем по экрану своего телефона, изучая ее розовые губы уже с другим интересом, нежели несколько минут назад.
Обычно я выбирал гламурных дам, а не малолеток с глазами как у лани. Если в нашем городе и было кого-то в избытке, так это скучающих домохозяек, вышедших замуж за техномагнатов и врачей, которые проводили слишком много времени на работе. Всегда одно и то же.
Молодая и сладкая Рейн источала радость. Ее сияние согревало меня сквозь фотографию, как будто солнце било в лицо. Как вообще кто-то может испытывать такое счастье?
— Не знаю, серьезно ли ты, но да. Он заставил ее отказаться от иска, пообещав оплатить ее обучение в колледже, если она будет жить с ним в течение трех лет.
— Трогательно, — я направился к двери. — Дай угадаю. Она на кокаине.
— Может быть, ты перестанешь быть таким осуждающим ослом?
— Отлично, — отрезал я. — Я выполню эту работу.
— Я договорился о встрече. Не заставляй меня сожалеть об этом, — в его голосе прозвучала тревога.
— Не волнуйся. Буду паинькой, — закончил я разговор.