Приостановившийся было Пурпурный Король чуть тронул коня шпорами. Двинулся на троицу пленников Дороги.
— Я глохну, ничего не слышу, — очень громко сказал брат Михаил, коснувшись пальцами ушей. — Изыде, сатана! Именем Господа нашего...
— Мессир, — Рауля привел в себя тяжеловесный подзатыльник. Жак постарался — ручища у слуги преподобного медвежья. — Вы нас сюда притащили, вам и выводить! Давайте же! Если есть путь в лес, значит и проход обратно найдется!
Из-за деревьев показались звериные силуэты — волки? Не похожи эти мохнатые страшилища на волков — лапы длиннее, морды безобразные, зрачки отсвечивают красным. Оборотни?
— Давай-давай, — Жак отбросил всякую куртуазию, оттаскивая мэтра и брата Михаила к сероватым камням в центре поляны. — Парижский школяр, думай! Верни нас обратно!
Король на вороном коне подошел на тридцать шагов. Глаз в прорезях черного шлема видно не было.
Оборотни замкнули кольцо.
Меч Рауля в самом буквальном смысле этих слов рвался из руки — клинок настойчиво требовал битвы. Знак «Алеф» сиял подобно звезде, исходя волнами незнаемой магии.
Удар шпорами. Вороной сорвался в галоп. Король выхватил меч и занес для удара.
Рауль, вцепившись левой рукой за плечо Жака, а правой в пелерину Михаила Овернского сделал шаг назад, к камням.
Клинок Пурпурного короля пронзил пустоту.
* * *
Кромешная темнота. Темнота и запах склепа.
— Ух, — послышался голос Жака. Знакомый звук: удар кремня о кресало, замелькали желтые искорки. — Я чуть не умер от страха, а в земной жизни я немногого боюсь...
Вспыхнул отрез промасленной тряпки, вынутой Жаком из сумки на поясе.
Подвал базилики Сен-Вааст. Начало Дороги.
— Знаете что? — выдохнул брат Михаил, смахнув пот со лба. Взгляд преподобного сменился с полубезумного на обычный, осмысленный и внимательный. — У нас огромная фора. Эта тварюга Дорогами атребатов пользоваться не умеет. Иначе мы бы уже разговаривали с апостолом Петром перед райскими вратами. Рауль, вы молодец.
— Я ничего не делал, ваше преподобие. Дорога сама...
— Сама так сама. Да, я забыл вам утром сказать — рыцарь Одилон де Вермель в молодости принял посвящение тамплиеров, что тщательно скрывал. Мы выбили признание из его слуги, остававшегося в городе после резни в замке Вермель... Понимаете?
— Звенья одной цепи, — повторил Рауль, пытаясь отдышаться. — Господи... Мое сновидение о часовне в Бребьере, бывшем замке ордена! Блудница из Магдалы в образе Моровой Девы! Но какая связь?
— Думайте! Головоломка начинает складываться, а? — хищно осклабился преподобный. — Признаюсь: о Дорогах я слышал и раньше — не поверите, читал в материалах следствия по делу Тампля. Храмовники были посвящены в древний секрет Дорог. Позже расскажу... Жак, выведи нас наверх! Боюсь, сегодня отдыхать нам не придется. След настолько отчетливый, что потерять его будет невозможно при всем желании!
Глава седьмая
В которой всадник Смерть разъезжает по городам Франции, король Филипп де Валуа смотрит на Нельскую башню, а мэтр Ознар проявляет неплохие знания в области хирургии
Кловис из Леклюза по прозвищу «Chabot» — «Бычок», справедливо считался в деревне человеком везучим и зажиточным.
Перво-наперво надо упомянуть, что родился Кловис по «праву первой ночи» — мать его, Нантильда, по юным летам была диво как хороша, чем и привлекла внимание тогдашнего сеньора Ванкура, тоже мужчины видного и, как полагается воину, могучего, в отличие от частенько недоедавших слабосильных холопов.
Бычок унаследовал стать благородного отца вкупе с норманнской природной удачливостью, из чего следует во-вторых: счастье Кловису сопутствовало. Выкупился у господина, выйдя из серважа и став лично-свободным вилланом, к двадцати семи годам обзавелся одиннадцатью детишками из коих (удивительное дело!) ни единый не умер, держал богатый двор — полдюжины коров, гурт овец, гусей. Нанял троих крестьян, пособлять по хозяйству.
Вышло так, что поутру 15 марта именно Бычку пришлось ехать в город с сеном и молоком на продажу: жену в Аррас не пошлешь, старшие сыновья заняты со скотиной, а Пьер-Луи, самый разумный из помощников, прихворнул. На раму с полозьями нагрузили тюки с просушенным клевером, тимофеевкой и овсяницей, пристроили кувшины с парным молоком, впрягли лошадку и Кловис вывернув с проселка на Камбрайский тракт неспешно направился к столице графства — благо недалеко, меньше десяти латинских миль.