«Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Вначале дело это представилось простым грабежом, которым и занялась местная сыскная полиция. Мне, казалось, делать было нечего. Однако до меня стали доходить сведения, что группа местных эсдеков, в порядке того же максимализма, является виновницей этого налёта. Появились слухи, что и «Иванов» участвовал в нём. Когда я попытался вызвать «Иванова» к себе, оказалось, что он исчез из города. Исчезли и другие, которых я установил как более или менее активных деятелей в местной эсдековской организации. В непродолжительном времени их удалось арестовать. Арестованные отрицали свою вину. «Иванов» скрылся, и казалось, бесследно. Однако через год он появился в Саратове, конечно, не давая о себе знать. Моя агентура отметила его появление в городе, и я, установив его адрес, сообщил местной полиции о нём и его участии в грабеже. «Иванова» арестовали, и по этому делу ему пришлось просидеть в местной тюрьме что-то около двух лет. В тюрьме у него развился туберкулёз. В конце концов ему удалось на суде благополучно вывернуться и избежать наказания. Он был освобождён. По освобождении он добился свидания со мной, каялся и искренне просил прощения. Мне же потом пришлось его поддержать материально, и я помог ему поступить в Московскую школу живописи и ваяния[123], где он, насколько помню, преуспевал в ваянии. «Иванов» совершенно изменился и, кажется, совсем потерял прежнюю веру в революцию, а она-то и подошла к нему, когда он уже не поджидал её, только в 1917 году!

В конце сентября того же года в Саратов приехал один из вице-директоров Департамента полиции, Никита Петрович Харламов. Командирован он был для объезда нескольких губерний, где ознакомился с положением политического розыска. Харламова я знал ещё по моей прежней службе в Петербургском губернском жандармском управлении, куда он был откомандирован в качестве товарища прокурора Петербургского окружного суда для наблюдения за производством дознаний по политическим преступлениям. Затем он, в бытность М.И. Трусевича директором Департамента полиции, был приглашён занять должность одного из вице-директоров этого Департамента. Однако он никогда не соприкасался с теми отделами Департамента, где сосредоточивались сведения, касающиеся политического розыска. Это был тип человека чиновничьей складки, очень добросовестного, с ясным умом, весьма корректного, но, повторяю, в политическом розыске не сведущего. В течение двух-трёх дней он был у меня гостем, и я подробно ознакомил его с положением розыска у себя в отделении и с положением и силами местного революционного подполья.

В то время сам Департамент полиции ещё не имел в своих рядах признанных знатоков по политическому розыску. Это упущение было исправлено только в 1908 году, когда в рядах высших чиновников Департамента полиции появились люди, сами ранее работавшие на местах по розыску.

Командировка Харламова и его несколько поверхностное знакомство с делами моего отделения говорили за то, что он просто «получил командировку», т.е. получил возможность проехаться в течение нескольких недель по России. Я не преминул воспользоваться случаем, чтобы посетовать на недостаточность личного состава отделения, на недостаточность отпускаемых денежных средств. Но всё это не принесло заметных результатов. Мы расстались с Харламовым с теми же добрыми чувствами друг к другу, что были меж нами и раньше. Я имел основание полагать, что Харламов дал графу Татищеву лестную рекомендацию обо мне.

Мне хотелось бы рассказать читателю, как протекал мой обычный, так сказать, «средний» день за этот период моей службы. Он коренным образом отличался от того распорядка, в каком протекал мой служебный день в Петербурге. Там я приходил к десяти часам утра на службу и работал в своём кабинете до пяти часов вечера. Допросив очередных свидетелей или произведя допросы обвиняемых, написав очередные постановления, протоколы, составив очередные запросы и т.д., я, освободившись к пяти часам дня, принадлежал себе и моей семье. Вечера я мог посвятить досугу. Я вёл жизнь обычного среднего петербургского чиновника. Я посещал театры. Посещал семьи моих родных и друзей.