«Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Самым досадным и скучным видом работы для меня была переписка в тетради только что полученных агентурных сведений, занесённых наскоро на листки бумаги. Часто свидания с агентами происходили не на конспиративной квартире, где был сравнительный комфорт, был удобный стол для письма и никто не мешал, а в каком-нибудь номере дешёвой гостиницы или в другом, мало приспособленном для письма месте. Приходилось записывать наскоро, а мой почерк, когда я пишу спеша, неразборчив. Из этих, отрывочно и наспех написанных, заметок надо было, не откладывая дела в долгий ящик, составить удобопонимаемое изложение всего сообщённого сотрудником. На поля тетради надо было выносить имена и фамилии упомянутых сотрудником лиц, чтобы один из агентов отделения для справок их «разработал», т.е. сделал бы подробную установку каждого лица в смысле определения его жительства, всех возможных подробностей относительно его занятий, прошлого и т.д.

Покончив с этим делом, я составлял доклады в Департамент полиции о положении дел в местном подполье, новых планах революционных деятелей и собственных моих намерениях. На это уходит часа два-три. Днём ещё непременно предстоит одно или два очередных свидания с секретными сотрудниками. Надо спешить. Надо быть точным и к назначенному времени надо быть в условленном и записанном в памятной книжке месте.

Часто ещё выпадали дни, когда надо было забежать в губернское жандармское управление по какому-нибудь срочному делу. Наконец, часам к пяти-шести я попадал снова домой, на этот раз к обеду. По вечерам назначались свидания с секретными сотрудниками. Иногда надо было повидаться с тремя-четырьмя лицами за один вечер. Редко-редко свидание с секретным сотрудником происходило так, что отнимало полчаса, обыкновенно больше, а иногда и значительно больше. Очень часто после этих свиданий, когда голова забита самыми разнообразными сведениями, надо было спешить домой, чтобы обдумать до мелочей производство срочных обысков и арестов.

Часов в десять — двенадцать, а иногда и позже в кабинет являлся заведующий наружным наблюдением П.В. Мошков и приносил для просмотра рапортички филеров со сведениями обо всём замеченном ими при наблюдении. Иногда, в более важных случаях, я сам отправлялся в канцелярию отделения, где в одной из комнат, называемой «сборной», собирались возвращавшиеся с наблюдений филеры. Тогда я сам выслушивал их устные доклады, составлял «наряд» на следующий день.

Формально этим мой трудовой день заканчивался. Если не считать того, что я, желая узнать подробности очередного обыска, не ложился спать, а ожидал телефонного сообщения, то мой средний рабочий день, начавшись в девять часов утра, заканчивался около полуночи.

При такой работе и перегруженности в делах службы мне не так легко было бывать с визитами. Чаще всего я посещал семью полицмейстера В.Н. Мараки. Сыновья его, воспитанники Морского корпуса, жили в Петербурге и приезжали к семье только на большие праздники. Дочка жила с родителями. Жена его, красивая светская женщина, Мария Николаевна, немедленно после появления моего в их квартире начинала беспокойно выпытывать у меня, чем грозит её мужу завтрашний день. К концу года, особенно после неудачной для революционеров попытки покушения на губернатора, Мария Николаевна уверовала в мои розыскные способности и поэтому донимала меня своими расспросами. Никакие резонные уговоры её мужа не приставать ко мне обычно не помогали. Приблизительно через год В.Н. Мараки был назначен на должность одного из шести полицмейстеров в Петербурге — должность сравнительно спокойную, хорошо обставленную материально и являвшуюся значительным повышением по службе для саратовского полицмейстера.

Оценку своей деятельности уже к концу моего первого периода службы в Саратове, т.е. к концу 1906 года, я нашёл прежде всего в отношении ко мне тех сравнительно маленьких по рангу лиц, какими были полицейские пристава и их помощники и которым чаще всего приходилось сталкиваться со мной. Я всегда старался избегать безрезультатных обысков, стараясь ограничить их кругом действительно активных подпольных деятелей, и не форсировал предоставленных мне сравнительно широких на этот счёт прав. В результате обыски, мной намеченные, почти всегда оправдывали мои распоряжения, и местная полиция привыкла относиться к моим поручениям с большим вниманием. Пристава говорили мне: «Мы знаем, господин ротмистр, что, если вы поручили произвести обыск, это будет не безрезультатно!»