Все мои доклады, содержащие агентурные сведения от секретных сотрудников, Е.К. Климович прочитывает, что называется, от доски до доски. Но он как-то не улавливает сильно изменившихся характера и условий, в которых протекает деятельность революционного подполья: прошло уже около девяти лет со времени его пребывания в должности начальника Московского охранного отделения… В 1915 году в Москве, как и повсеместно в России, Партия социалистов-революционеров дезорганизована, и проявлений активности от ее сочленов ожидать нельзя. Но Е.К. Климович этого усвоить не может; ему, вероятно, кажется, что у меня просто нет агентурных сведений, и он настойчиво предлагает мне найти случай и побеседовать с Зинаидой Жученко, его бывшей сотрудницей, очень видной когда-то эсеркой, но давно «проваленной» и разоблаченной своими сочленами по партии. Как я ни доказываю генералу Климовичу, что Жученко ничего не может сказать мне нового, что я шесть лет в Саратове теснейшим образом следил за всеми перипетиями Партии социалистов-революционеров и что в 1915 году в Москве, если бы и возникла какая-нибудь новая попытка народнических кругов создать что-либо подобное развалившейся партии эсеров, моя
агентура, хотя и действующая, ввиду изменившихся обстоятельств, в другом направлении, сохранила персональные эсеровские связи и вовремя нащупает вновь нарождающиеся подпольные образования, а я своевременно буду информирован, генерал плохо поддается на мои доводы.
В этом пункте создается трещина в наших отношениях; Е.К. Климович не терпит самостоятельных подчиненных, а главное, тех, кто не смотрит восторженно в его глаза и кто не спрашивает у него совета.
Из-за моего нежелания кривить душой и подыгрываться к Е.К. Климовичу у нас происходит заметное охлаждение.
Один случай характерен, и его стоит рассказать.
Надо заметить, что при всем несходстве в натуре и характере со мной новый главноначальствующий, генерал Мрозовский, скоро стал мне доверять и вообще очень радушно встречал меня. Видимо, он чувствовал отсутствие у меня каких-либо задних мыслей, прямоту моих докладов и в общем верил мне.
Случилась трамвайная забастовка; забастовавшие служащие требовали некоторых изменений экономического характера; «политика» отсутствовала; забастовавшие выбрали забастовочный комитет человек в пятнадцать. По проверке моим отделением, члены забастовочного комитета были людьми, до того не зарегистрированными по делам отделения и как будто поэтому беспартийными.
Е.К. Климович, исходя из взгляда, что «теперь не время для забастовок», отдал мне распоряжение арестовать членов этого комитета, что мною и было исполнено.
Начавшимся дознанием не было установлено причастности «комитетчиков» к подпольным революционным организациям. При моих докладах генералу Мрозовскому мне пришлось отметить, конечно, беспартийность членов забастовочного комитета и тот факт, что, согласно сведениям моей очень осведомленной в деятельности московских социал-демократов агентуры, революционное подполье забастовки не организовывало.
Так как генералу Мрозовскому необходимо было принять меры в отношении арестованных членов забастовочного комитета, он пригласил к себе генерала Климовича и меня. Мы оба не знали цели нашего вызова к главноначальствующему.
После краткого разговора о текущих делах генерал Мрозовский обратился к градоначальнику и попросил его высказаться по поводу забастовочного комитета.
К моему удивлению, генерал Климович стал доказывать, что требования забастовочного комитета инспирированы местным социал-демократическим подпольем, что члены комитета тоже большевики и с ними надлежит поступить как с таковыми.
Когда Е.К. Климович окончил свою речь, генерал Мрозовский обернулся ко мне и спросил:
- А разве у начальника охранного отделения имеются такие сведения?
Я, конечно, понял опасность своего положения, но кривить душой не
захотел и ответил просто:
- Нет, в моем распоряжении таких данных не имеется.
Тогда генерал Мрозовский, усмехнувшись, спросил генерала Климовича, на чем именно он строит свои доводы. Е.К. Климович начал доказывать свои выводы из общих положений, говоря, что отсутствие у начальника охранного отделения сведений по данному вопросу не означает еще того, что общие выводы неправильны; что у него достаточный опыт в таких делах и прочее.
Генерала Мрозовского он, однако, не убедил.
Через несколько дней генерал Мрозовский поблагодарил меня зато, что я не побоялся сказать правду, но я, конечно, потерял в глазах Климовича положение «своего» человека. С этих пор он стал относиться ко мне холодно.
В конце 1915 года произошли крупные перемены на верхах нашего министерства, и, как водится, во главе Департамента полиции был поставлен новый человек. Им оказался генерал Е.К Климович.