Гнусность этого заявления Белецкого превышает вообще все его гнусности. Понятно почему: я ставлю себя в положение рядового читателя и нахожу, что ют, мол, сам бывший директор Департамента полиции и товарищ министра внутренних дел утверждает, что жандармские офицеры в политическом розыске применяли грязные и преступные приемы: сами, при посредстве своих агентов, ставили подпольные типографии, затем арестовывали «вовлеченных в ловушку» наивных молодых обывателей и затем получали награды, деньги и чины.
И все это было, по уверению Белецкого, при Трусевиче, когда последний был директором Департамента полиции и когда «каждое открытие типографии влекло за собой отпуск больших денежных сумм лицам, открывавшим ее». «Золотарев и я, - добавляет Белецкий, - мы упразднили это».
Мой читатель вспомнит, может быть, из предыдущих изложений, касающихся моей розыскной службы в Саратове (из шести лет, проведенных мной там на этой службе, первые три года, с 1906 до 1909-й, т.е. время наибольшего напора на власть со стороны революционного подполья, я работал при директоре Департамента полиции М.И. Трусевиче), что мне пришлось раскрыть около 10 подпольных типографий. Не говоря уже о том, что это были не «мои» типографии, а самые настоящие типографии, поставленные революционными деятелями того времени, я не получил за эти раскрытия не только какой-нибудь денежной награды или ордена, но мне ни разу
Департамент полиции не высказал и не выразил специального одобрения. Просто на это смотрелось как на очередное исполнение службы, и только!
Если и были случаи бестолкового отношения к розыскному делу со стороны отдельных жандармских офицеров, эти случаи вскрыты и рассказаны мною с полной откровенностью; это была вовсе не система («Вся система была отрицательная», - говорит Белецкий), а отдельные случаи, за которыми следовала та или иная кара.
И уж, конечно, не Трусевич стал бы поощрять такую систему, не такой был он человек! Таким образом, нельзя совершенно понять, что именно пришлось Золотареву с Белецким «упразднять»! Впрочем, Золотарев нигде в своих объяснениях гнусностей Белецкого «о всей системе» не подтверждает.
Теперь перейду к разъяснениям Белецкого обо мне. Эти разъяснения очень противоречивы.
На стр. 282 того же 3-го тома Белецкий говорит. «… Сведениями Малиновского мы пользовались не для того, чтобы творить розыск; для этого в каждом городе, в особенности в Петрограде и Москве, была хорошо поставлена партийная агентура». То есть Белецкий устанавливает этим, что у меня в Московском охранном отделении было хорошее агентурное освещение революционного подполья.
Не забудем, что до моего московского периода службы я настолько хорошо освещал революционное подполье Саратова и всего Поволжья, что тот же самый Белецкий выбрал именно меня для замещения должности начальника Московского охранного отделения.
Тут же позволю себе привести мнение обо мне как о розыскном деятеле из двух других источников.
В томе 5-м, на странице 61 тех же материалов Чрезвычайной следственной комиссии в показаниях бывшего товарища министра внутренних дел Золотарева и при чтении председателем Комиссии доклада о положении секретного обследования в Московском охранном отделении (за мое время) сказано: «… Московское охранное отделение обладает всей центральной социал-демократической организацией…»
В «Воспоминаниях» сенатора П.П. Стремоухова («Архив русской революции», изд. Гессеном. Т 16. Берлин, 1925) на стр. 24-й сказано: «…Полковник Семигановский… занимая должность начальника Районного охранного отделения, был весьма осведомлен в партийной революционной работе не только в Саратове, но и окружающих губерниях…»
Комплимент бывшего саратовского губернатора П.П. Стремоухова смело и с полным правом отношу к себе, так как начальник Саратовского губернского жандармского управления, полковник Семигановский, в деле политического розыска в Поволжье был только официальной ширмой, а весь розыск фактически направлялся мною, что я в своих «Воспоминаниях» и изложил достаточно подробно.
Итак, хотя бы из приведенных небольших примеров о моей розыскной деятельности как будто выходит так, что я с порученным мне делом справлялся неплохо; сам же Белецкий признает это. Но ют что он счел нужным добавить обо мне на стр. 387-й того же тома 3-го «Падения царского режима»: