Охранники, агенты, палачи

Но для получения дополнительных денежных вознаграждений, орденов, внеочередных чинов и наградных за особое отличие требовалось или предотвращать, или, в крайнем случае, раскрывать политические преступления. Очень скоро офицеры и штатские чиновники сыска обнаружили, что предотвращать легче всего спровоцированные преступления. Например, можно создать динамитную мастерскую или еще лучше, так как менее опасно, типографию, а затем в нужный момент — «раскрыть». Можно попросить кого-нибудь из членов революционной партии спрятать у себя дома нелегальную литературу, а затем обыскать и арестовать…

Сотрудники политического сыска понимали, что они должны непременно и постоянно раскрывать преступления, иначе в Зимнем дворце усомнятся в эффективности их работы. Проще всего правоохранительным органам доказывать свою необходимость с помощью провокации. Сотрудники политического сыска понимали провокацию как удобнейшую форму их существования, позволяющую создавать видимость кипучей деятельности, связанной с постоянным риском и лишениями, погонями, ночными перестрелками, засадами.

Высшие руководители политического сыска империи позволили провокации поселиться в его учреждениях не для того, чтобы создавать с ее помощью типографии и большие политические процессы. Руководителей сыска влекли за собой не зависящие от их воли и знаний законы смертельной борьбы монархического строя за свое существование. Монархия порождает произвол, произвол толкает радикально настроенных молодых людей на борьбу с ним. Самодержавие не терпит никаких оппонентов, оно обрушивает на революционеров репрессии, загоняет в подполье, заставляет конспирировать свои действия, направленные на ниспровержение существовавшего политического устройства. Охранители императорской власти желают истребить крамолу любыми средствами и, поскольку революционные партии тщательнейше скрывают свои планы, им ничего не остается как узаконить засылку своих агентов в «преступные сообщества». «Но самой главной моей задачей, — писал А. В. Герасимов, — было хорошо наладить аппарат так называемой секретной агентуры в рядах революционных организаций, без такой агентуры руководитель политической полиции все равно как без глаз. Внутренняя жизнь революционных организаций, действующих в подполье, это совсем особый мир, абсолютно недоступный для тех, кто не входит в состав этих организаций. Они там в глубокой тайне вырабатывали планы своих нападений на нас. Мне ничего не оставалось, как на их заговорщицкую конспирацию ответить своей контрразведкой, — завести в их рядах своих доверенных агентов, которые прикидывались революционерами, разузнавали об их планах и передавали бы о них мне»[45].

Засылка полицейских агентов в революционные и оппозиционные партии и их вербовка из членов партий активизировалась актами политического террора, предпринимавшимися народовольцами, а затем социалистами-революционерами. Вслед за каждым покушением на императора Александра II правительство предпринимало очередной шаг по пути ужесточения борьбы с революционерами. Любой тоталитарный режим действует особенно беспощадно во имя самосохранения, более важной задачи он перед собой не ставит, о благе народном он печется постольку поскольку. Тайной полиции позволялось все, что содействовало недопущению политических убийств и любых противоправительственных выступлений. Произвол вступил в единоборство с произволом, ибо революционный террор есть самосуд и отвратительнейший произвол, втягивающий в свою орбиту людей честных, но «не ведающих, что творят». Читая воспоминания народовольцев и эсеров, исследования о их деятельности, архивные документы, содрогаешься от простоты и легкости выносимых ими решений о жизни и смерти людей. Убивали членов императорской фамилии, министров, губернаторов, частных приставов, провокаторов, судебных следователей, квартальных надзирателей. Одновременно убивали лиц, случайно оказавшихся вблизи брошенных бомб. Народовольцам и эсерам казалось, что и эти их жертвы, абсолютно ни в чем не повинные, должны содействовать скорейшему приближению революции, что гибель несчастных людей должна ускорить грядущее торжество свободы. Их не только не смущало число жертв, они стремились к их приумножению.

Революционеры убивали без суда, власти чинили расправу по своему усмотрению. Соперничество в беспределе произвола нарастало вплоть до Февральской революции. Эпидемия преступных приемов вседозволенности перебрасывалась из одного противостоящего лагеря в другой, легко преодолевая баррикады и строжайшую конспирацию. Шел интенсивный процесс взаимного обучения.