Наша цель состояла в том, чтобы проинтервьюировать как можно больше людей, удовлетворявших нашим критериям. Тех, кто отбывал заключение, найти было просто. Тюремные власти сообщили нам, где они содержатся, а начальство тюрьмы или колонии предоставили помещение, в котором мы без помех могли побеседовать с ними. В отношении контрастной группы подготовительная работа оказалась сложнее. Фамилии и имена членов данной группы были направлены в коммунальные управления регистрации населения по месту рождения нужных нам людей, однако во многих случаях имели место переезды, и нам приходилось прилагать усилия, чтобы узнать, в какой коммуне они проживают. Многие успели к этому времени еще раз переехать и не оставили в регистрационной конторе свой новый адрес. Мы не сочли целесообразным использовать телефон или почту для проверки правильности адреса, указанного в управлении по регистрации. В Осло мы в порядке эксперимента направили письма пяти человекам с просьбой позвонить нам, объяснив цель нашего исследования, но нам никто не позвонил. Ситуация с проведением интервью была очень непростой, и мы не хотели усложнять ее, заранее предупреждая о своем визите. В результате нам пришлось в большинстве случаев приезжать по адресу и на месте узнавать, правильный ли он. Одного охранника из Лиллехаммера мы искали по трем различным адресам в долине Гюдбрансдален, пока не нашли по четвертому адресу в маленьком домике высоко в горах. К некоторым мы ездили по пять раз, пока не заставали дома. Таким трудности возникали в большинстве случаев и очень осложняли нашу работу.
Каждый член первой группы – тех, кто находился в заключении и выразил желание с нами сотрудничать, – отвечал вначале на вопросы студента-социолога, а затем на вопросы психолога. Для контрастной группы оба эти интервью были несколько сокращены и объединены в одно. Большая часть интервью была проведена женщиной – социальным работником и мужчиной – студентом социологии.
Социологическое интервью с членами экстремальной группы занимало обычно от двух с половиной до трех с половиной часов. В среднем – три часа и девять минут. Интервью с членами контрастной группы вместе с психологической частью, занимавшей около 40–50 минут, продолжались от двух до трех часов. В среднем – два с половиной часа. Тот факт, что на социологические интервью с членами экстремальной группы уходило намного больше времени, объясняется только в незначительной степени тем, что в экстремальной группе было больше вопросов. Дело, скорее, было в том, что охранники, отбывавшие срок заключения в тюрьмах, по вполне понятным причинам располагали большим временем, а кроме того, испытывали потребность обсудить с незаинтересованными людьми целый ряд проблем, которые строго говоря, не имели отношения к нашим интервью. Однако мы им, разумеется, никогда не отказывали.
Большая часть интервью проводилась в виде связной беседы. С шестью членами экстремальной группы мы разговаривали по два или несколько раз. С двумя членами контрастной группы мы также разговаривали несколько раз.
Кроме обычных трудностей, которые нередко имеют место при проведении таких интервью, в обеих группах возникли особые трудности – как при начале интервью, так и при его завершении. У многих возникли опасения, что наше исследование на самом деле проводится полицией и что интервью представляет собой завуалированную и изощренную форму допроса. Чтобы отбросить подобные опасения, мы заверяли их в наших честных намерениях, а также проявляли интерес не только к поведению норвежцев, но и к сербам. Совершенно сознательно мы опустили целый ряд вопросов, которые могли бы представить для нас интерес – в основном, вопросов об отношениях между норвежцами, – потому что опасались, что они будут восприняты как вопросы, интересующие полицию. Мы заверяли их в том, что действуем в целях исследования, хотим понять их поведение, подчеркивали связь с методами Института Гэллапа и так далее. Членам контрастной группы мы также задали несколько вопросов личного характера от имени психолога, которые возможно поколебали их уверенность в том, что наша цель – почерпнуть информацию о положении в лагерях или о сербах. Ситуация напоминала скорее исследование каждого отдельного охранника. Что касается убийц и/или мучителей, то здесь подобная трудность не возникала, поскольку психолог опрашивал их после завершения нашей части интервью.
Еще одна трудность оказалась для нас неожиданной, хотя была весьма реальной для тех, кого мы опрашивали. У них возникли опасения насчет того, что наше исследование преследует политические цели. Они все время спрашивали, не скрывается ли за всем этим политика. Нам приходилось тратить много времени на заверения в том, что ничто из сказанного ими не дойдет до ушей «коммунистов». Подобные опасения испытывали члены обеих групп.