Охранники концентрационных лагерей. Норвежские охранники «Сербских лагерей» в Северной Норвегии в 1942-1943 гг. Социологическое исследование

Однако и здесь Зигмунт Бауман пошел в своих мыслях дальше. В статье под названием “Categorial Murder” («Абсолютное убийство») он поднимает вопрос о том, как именно сообщество, порывая с нормами, создает социальные узы, укрепляет этническую идентичность и принадлежность к сообществу[62]. Здесь речь идет уже не о рационализме, контроле над чувствами и сокрытии происходящего. Здесь преступление есть звено в процессе общественного созидания, это сообщество (Gemeinschaft – нем.), в котором совершаются «убийства средь бела дня, когда жертвы знают в лицо своих убийц, являются их родными и близкими, знакомыми и ближайшими соседями» (“killing in broad daylight, with the murderers known by face and name to their victims and the victims being the murderers’ kith and kin, acquaintances and next-door neighbours” – англ.).

Однако это также не объясняет всего. Не объясняет убийство жен, ограбления, убийство с целью ограбления. Мы продвинулись чуть дальше на пути к осознанию непостижимого. Чуть дальше в осознании того, как важно видеть друг в друге людей и какое большое значение имеют повседневные нормы и стандарты поведения при оценке собственных поступков и поступков других людей. И чуть дальше по пути понимания того, как опасно ставить людей в такое положение, когда их идентичность становится зависимой от одного единственного качества. Если это качество откажет, то рушится все остальное.

Было ли правильным судить их?

«Мои» охранники были осуждены, никто не был приговорен к смертной казни, но они отсидели длинные сроки. Было ли это правильным?

Тогда я не раздумывал над этим и считал, что так оно должно быть. Сегодня мы яснее видим, чего стоило такое уголовно-правовое решение. Наказание ставит точку и кладет конец, как нас учили. Но так не произошло. Нюрнбергский процесс также поставил точку. Точку, завуалировавшую факты. Не надо обсуждать Дрезден, Хиросиму и Нагасаки, или еще какие-нибудь непорядки. Одних повесили, других посадили, и жизнь потекла дальше – к 11 сентября и всему тому, что нас еще ожидает.

Памяти Нильса Кристи

Нильса Кристи можно с уверенностью отнести к редким людям, которым удалось повлиять на формирования пенитенциарной доктрины не только одного государства, но всей скандинавской правовой семьи. Ему случилось жить в эпоху, требующую мужества для формирования собственной концепции и отстаивания ее основоположений. Жить, руководствуясь проповедуемыми принципами, удается не каждому.

Все его произведения можно рассматривать в качестве инструментов борьбы с тоталитарным подходом к управлению людьми. Благодаря, в том числе, его ярким и практически-ориентированным исследованиям, в тюремных учреждениях скандинавских государств находится в десять раз меньше заключенных (на «душу населения»), чем в США, России или Китае. И его вклад есть в том, что средний срок лишения свободы в Норвегии составляет всего лишь около трех месяцев (!), что не приводит к росту преступности. Сравните со средним сроком лишения свободы в РФ, превышающим три года, или с массовыми казнями в Китае, или с максимальным количеством осужденных в США. Нам известно про увеличение количества карманных краж во время публичных казней карманников; очевидно, что эскалация насилия государства по отношению к населению не приводит общество к благополучной жизни.

Идея о том, что преступлений как таковых не существует, а действия становятся преступными исключительно в результате процесса придания им криминального смысла, встречала много искушенных оппонентов. Нильс Кристи убедительно иллюстрирует опасности субъективного подхода к формированию уголовной политики государства. Эта тема снова становится актуальной, – в отечественной действительности мы начинаем угадывать сталинские поиски иностранных агентов и уголовное преследование критиков действующей власти.

Исследование поведения людей в условиях концентрационных лагерей Северной Норвегии периода 1942–1943 гг. предоставляет нам возможность понять пределы человеческого произвола и готовности унижаться перед звериной властью. Жестокое и циничное обращение с контингентом охраняемых лиц, использование их рабского труда, душ и тел, – может ли это повториться? Опыт отечественного ГУЛАГа проявляется в исторической памяти народа, который до сих пор продолжает бояться субъектов публичной власти, ожидая продолжения репрессий. Упоение властью становится своего рода наркотиком, и мы видим здесь и сейчас людей, способных исполнять функции охранников. Спустя более семидесяти лет механизмы управления населением стали более совершенными, но человек вряд ли изменил свою сложносоставную сущность.