Окись серебра

Поэтому он резко встал, на удивление быстро отыскал и надел свои брэ и кинулся за Софией.

Он догнал её на середине поляны, обхватил сзади за талию — девушка, пытаясь отдышаться после бега, ослепительно звонко смеялась, — а потом поднял на руки и закружил.

То, что в его рубашке София смотрелась до безумия привлекательно и вызывала в нём какое-то особое вожделение, особую страсть, отрицать он не смел.

Усадив её на берег спиной к себе, Хельмут заплёл ей косу, с трепетом и нежностью касаясь мягких волос, поражающих своей длиной — кончик косы доходил Софии до ягодиц. А потом она просто положила голову на его колени и лежала молча, почти целый час смотря в ослепительно светлое летнее небо и слушая шелест травы, тихий шорох воды и далёкие распевы птиц.

В замок они вернулись на закате.

Письмо, которое никогда не будет отправлено [34]

Здравствуй, дорогая моя София.

За окном вечереет и идёт снег, в моей комнате холодно, и даже очаг и десяток свечей не спасают меня от этого пронизывающего до костей холода. Однако я всё равно рада поздравить тебя с Новым годом, что наступит уже через несколько часов. Иногда мне даже жаль, что в нашем королевстве у дворян не принято праздновать его с размахом, как это делают простолюдины. Мы с Генрихом, конечно, обменялись подарками и выпили по бокалу вина, но сейчас мне кажется, что этого мало. Мы ведь могли бы украшать свои замки еловыми ветками, зажигать свечи и загадывать желания, петь и танцевать под лютню и арфу…

Ты бы могла сыграть для меня на арфе, София. Я помню, как чудесно у тебя это получалось.

Почему-то Новый год у меня ассоциируется именно с тобой. Возможно, это связано с теми временами, когда я, будучи замужем за твоим дядей, жила в вашем замке. Мы с тобой однажды устроили небольшой праздник для нас двоих: я подарила тебе новую книгу стихов знаменитого менестреля, а ты связала для меня чудесные розовые рукавички. Розовый мне не идёт, но я всё же до сих пор храню их как память. И до сих пор от всего сердца благодарна тебе за этот милый подарок.

Потом мы тихонько, чтобы не разбудить всю нашу башню, пели песни о зиме, и они звучали очень трогательно даже без сопровождения арфы. Даже с моим фальшивым подпеванием… Хотела бы я услышать их снова — конечно, в твоём исполнении. Прошло уже много лет, некоторые из них я забыла, хоть и, видит Бог, забывать не хотела. Но их вытеснили из памяти дела моей земли, заботы о замке, налогах, хозяйстве, семье… Хотелось бы мне и сейчас быть такой же наивной и беззаботной, как тогда. Но это невозможно.

София, милая, я бы многого хотела тебе пожелать — и любви, и удачи, и благополучия… Несмотря на то, что любви в твоей жизни и так хватало, лишней она никогда не бывает. Я не жалею, что решила свести тебя и Хельмута. Вы очень красивая и гармоничная пара, кажется, что вы были созданы друг для друга. После встречи с тобой он очень изменился: поубавил спеси, самолюбия, дерзости… Ох, ладно, не буду говорить плохо о твоём муже. Он на самом деле никогда не был плохим человеком, но после вашей свадьбы стал хотя бы добрее и заботливее, и я рада, что ты так на него повлияла. Это лучше в первую очередь для тебя.

Да, я бы многое ещё могла вспомнить и многого хотела пожелать тебе, моя родная, но…

Я никогда не отправлю это письмо, а ты его никогда не получишь. Сейчас я допишу его, подожду, когда высохнут чернила, и брошу в камин. Оно не будет запечатано и отправлено с гонцом к югу от Эори, в Даррендорф. Оно не будет прочитано и сохранено в фарфоровой шкатулке на память. Потому что с миром мёртвых связаться невозможно.

Мне остаётся только молить Бога о упокоении твоей души и верить, что ты наблюдаешь за нами с небес.

После того, как ты оставила нас весной, я не нахожу себе места, изнывая от тоски и чувства вины. Конечно, Генрих поддерживает меня, и оба мы поддерживаем Хельмута, но всем нам очень тяжело без тебя. Тяжело, больно и пусто. И ты уже никогда не споёшь балладу о зиме под переливы арфы, никогда не свяжешь для меня пару розовых рукавичек, никогда я не увижу твоей нежной улыбки и не поймаю тёплый взгляд зелёных глаз.

Ты прости, что я пишу о своей боли в письме, которое начала с поздравлений. Но, как я уже сказала, я верю, что ты следишь за нами с неба, и, возможно, видишь, что я всё ещё помню тебя как живую… и что эта светлая зима, этот искрящийся снег, эта бьющаяся полночь, знаменующая приход Нового года, не позволяют мне о тебе забыть.

С любовью, Кристина.

Новый друг

1399 год от Великого Затмения, конец сентября — начало октября

День выдался безоблачный, но холодный — солнце светило ярко, хоть и почти не грело. Из-за этого выходить из дома не очень хотелось, хотя Нижний город так и манил шумом и весёлой суетой… Винсент смотрел на него из окна своей комнаты, и улицы напоминали ему реки, в разные стороны разливающиеся из одного истока — Эори.