Оккульттрегер

– …Перенесли твоего Егора в другое место и другое время, – сказал наконец Сергей. – Как всегда с вами и бывает, все ему с рук сошло почти, уроду. Даже память слегка подправили, чтобы он не помнил, как накозлил в прежней жизни.

– Мужикам всегда все с рук сходит, – заметила Прасковья. – Или сами себе все прощают, или добиваются прощения. Он устроился неплохо, ты вот тоже живешь припеваючи.

– Я-то да, – признался херувим. – Вытащил, можно сказать, счастливый билет. А он… Он все забыл почти, но чувство потери у него стирать не стали. Всю жизнь его будет беспокоить, что он кого-то потерял, хотя не будет понимать кого.

– Так себе мука, – подколола Сергея Прасковья.

– Как посмотреть, – ответил Сергей.

Елочный шарик упрыгал к тяжелой деревянной подставке, на которой стоял телевизор, гомункул кинулся туда на четвереньках, ударился головой, так что подставка сдвинулась с места, а телевизор слегка закачался.

– Миша, тьфу, то есть Маша, перестань! – попросила Прасковья.

– Она никогда не перестанет, – пошутил Сергей. – Хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…

Эпилог

1

Егор только-только поднялся к себе и только-только завозил ключами в замочной скважине, как услышал, что отворилась дверь этажом ниже, чьи-то шаги стали возносить некий икс прямо к нему, и Егор тотчас вспомнил, что утром открывал кран, но воды не было. Тут сердце Егора стало медленно заполняться тоской, и он ощутил вдруг совершенно фантастическую досаду на то, что под полом у него раз, раз, раз и еще раз поставлены друг на друга соседи.

Егор оставил ключи, обернулся, причем между «оставил ключи» и «обернулся» память успела вставить ему что-то вроде слайда из той поры, когда он был ребенком, их квартиру топило, а из розетки для радио двумя нитяными струйками сочилась вода.

Это была соседка в халатике цвета сирени (и цвета темной сирени там, где репутация халатика была подмочена), в мягких тапочках цвета земляничного мороженого и с глазами хаски. В ее руке висела серая, сырая, как бы задушенная тряпка с нелепой перламутровой пуговичкой, и у Егора возникло вдруг ощущение, что соседка поднялась затем только, чтобы надавать ему оплеух этой тряпкой.

– Сигареты у вас не будет? – спросила утопленница сиплым от усталости голосом, вернее даже не спросила, а сказала как-то утвердительно, дескать, одно к одному, и сигарет у Егора не должно оказаться, что было верно лишь наполовину. Между ними повис секундный взгляд, похожий на бельевую веревку.

– Последнюю только что… – неловко отвечал Егор. – Но дома еще… – Тут он откашлялся в холодный кулак и посмотрел на то, как начинают таять узкие брусочки снега, выбитые из ботинок в соломенный половик.

Затем и Егора, и женщину коротко привлекла поставленная в угол баночка из-под кофе, полная гнутыми и прямыми сигаретными снетками, следом за этим «затем» – пять голых красавиц и два робота (bubble gum, free stickers), журавлиным клином выстроенных на серых дверцах электрощита, после чего Егор опять посмотрел на соседку, а соседка на Егора. Ее, похоже, интересовал шрам от лоботомии на левой стороне обросшего рыжей щетиной черепа Егора. «Ранен на колчаковских фронтах», – невольно подумал Егор и хотел было сказать, но не решился. Глаза хаски, розовые колени, плечи, усыпанные обломками волос, пожженных перекисью водорода.

– Мне пару, до утра дотянуть, – сказала она.

– Сильно я вас? – поинтересовался Егор между вторым и третьим поворотами ключа, раздававшимися по всей вертикали подъезда, как щелчки затвора.

Ветер наддавал на дребезжащее подъездное окно, будто прибой.

Женщина не ответила, но зато, когда дверь открылась, забавно повтягивала воздух носом, а когда Егор обернулся и, чувствуя себя очень неловко, едва не пригласил ее войти, очевидно, чтобы вместе пошлепать по лужам, она спросила:

– У вас цветов много?

Вопрос был таким нелепым, что Егор несколько смешался.

– У меня совсем мало цветов, – отвечал он, а женщина все глядела на его шов, как бы незаметно, только когда он отводил глаза, но Егор чувствовал, что она смотрит. – У меня совсем цветов нет, – сказал Егор.

– Геранью пахнет.

– Герань ведь не пахнет. – Егор уже зажег свет в прихожей и торопливо освобождался от пальто и шарфа, только посреди всего этого разоблачения сообразив, что, если бы пошел за сигаретами сразу, получилось бы не так нелепо.

– Вы разве без шапки? – спросила она его, будто разом позабыв про герань.

– Без шапки, – выцедил Егор, и нижняя пуговица его пальто упала сперва ему на ботинок, а потом уже утонула на полу. Словно в наставленных друг на друга зеркалах трюмо Егор увидел все те моменты, когда пуговица как бы намекала, что скоро отпадет. Как на грех, крюки для одежды висели налево от входа, и Егор принужден был стоять к гостье левым своим боком.

– Вам разве можно? – спросила женщина, имея в виду его уродство.

– Нам все можно, – огрызнулся Егор, поворачиваясь к ней анфас.

– Подберите пуговицу, потеряете, – напомнила женщина и тут же: – Вы, значит, друг менингита.