Оккульттрегер

– А что бы ты правда предложил? – поинтересовалась Прасковья, когда Наташа уехала, Прасковья пересела к Наде, а Сергей сел у открытого окна.

– Здрасьте! – развел руками Сергей. – Я, в общем-то, на другой стороне. Трахайтесь с этим сами, девочки, думайте, переосмысляйте. Но все равно вас рано или поздно сметет, и ты знаешь почему.

– К сожалению, да, – ответила Прасковья.

Спохватилась:

– Надя, слушай, повстречалась я с твоей сестрой. На что она там мне намекала, не знаешь? Про какую-то мою вину перед вами.

– Да забей, – попросила Надя.

– Почему это?

– Да потому, что ты все равно забудешь или не поверишь. Вот сегодняшний разговор про месть, про суд или смерть. Не знаю, в чем дело, но вы его уже несколько раз повторяете, мне его несколько бесов пересказывали. Как и речь про красоту, добро и правду. Сергей ее уже отрепетировал и улучшил, чтобы побольше выбешивать Наташу. А он умрет, следующий херувим будет эту речь развивать в своем каком-нибудь ключе.

– А это смешно или бесит? – поинтересовалась Прасковья.

– Ни то ни другое. Хочется обнять и баюкать, – со вздохом ответила Надя.

– Вот да, точно, – неожиданно подтвердил Сергей, – только не эту самодовольную грымзу, а тебя иногда. Тут дело в таком странном сочетании внешней юности и симптомов Альцгеймера. Именно что – обнять и баюкать.

Они, как чудилось Прасковье, неспешно катились в обратную сторону, вроде бы вместе, но будто отдельные колобки – каждый со своими мыслями, каждый со своей лисой в конце. Никто не обнимал и не баюкал Прасковью, она сама держала в руках пакет с пирогом, который до сих пор казался теплым, держала завернутые в бумагу цветы, удовлетворенно думала, что на этот раз, если она правильно помнит, праздничные дни прошли гораздо веселей, чем в прошлом и позапрошлом году, когда только и было что поедание салатов и листание телеканалов. Что она успела все, что могла успеть, что завтра с утра наконец-то на работу.

Глава 12

Прасковья любила свою основную работу диспетчером в таксопарке «Пятидесяточка». Она трудилась там по графику «День, ночь, отсыпной, выходной», и график этот ей был настолько симпатичен, что она и не замечала, как проходили месяцы до отпуска.

Таксопарк был, конечно, чистой фикцией, чтобы собрать в одном месте оккульттрегера и людей, которых реальность наделила способностью спать всю жизнь, от рождения до самой смерти. Эти спящие не лежали в коме, в летаргическом сне, они жили обычной жизнью, росли, ходили в школу, ложились вечером в постель, засыпали, но делали это уже спя, не отличая, где сон, где явь, до такой степени, что и окружающих иногда захватывал этот сон или его часть. Рядом с домом обычные люди видели, к примеру, из года в год странный кривоватый тополь, граффити на заборе, которое отсутствовало на самом деле. Спящий дрых себе, и ему и его домочадцам снился приехавший издалека родственник. Кошка, которая удивительным образом исчезала с приходом гостей и ненадолго появлялась, когда и гостей захватывал общий сон.

По иронии судьбы ли, волей ли самой реальности, все эти спящие становились таксистами.

Бесы собрали их по всей области в один город, составили из них службу такси, устроили туда Прасковью и еще нескольких девушек. Бухгалтер там был из своих, другое начальство тоже, текучка естественная – по причине низкой оплаты, поэтому лишних вопросов не возникало.

Прасковья обожала ранние подъемы в дни утренних смен, ей казалось, что ожидание автобуса на остановке, совместное путешествие в толпе сближает ее со всеми остальными людьми именно в такой степени, в какой ей нужно было самой, то есть без плотного знакомства. Каждый раз, разглядывая попутчиков, цеплявшихся за поручни, она думала, и ей не надоедало: «Лес рук». Передавала деньги за проезд, получала сдачу, передавала сдачу, каждый раз думала, и ей опять же нисколько не надоедало: «Совесть – лучший контролер». Ее устраивала даже предварявшая поездку утренняя возня с душем, когда котельная подавала горячую воду еще не очень нагретой, – эта прохлада ни в какое сравнение не шла с теми эпизодами в памяти, где Прасковья переживала настоящий холод: безнадежный, равнодушный, ночной, почти бесконечный, там находилось место и остывшей печи, на которую сквозь очень чистое стекло смотрела луна, и снегопадом занесенным саням, которые волокла все более выбивавшаяся из сил лошадь, и путешествию в металлическом вагоне, холодном в какой-то сверхневыносимой степени.

Сначала на работе не было чайника, а электроплитка была запрещена правилами пожарной безопасности, и Прасковья заряжала с утра большой термос чаем или кофе. Затем комнатку диспетчерской оборудовали сразу микроволновкой, небольшим холодильником, автоматическим чайником, телевизором в углу, где, как ни переключай, а всё шли детективы с элементами драмы, драмы с элементами детектива и новости. Словом, необходимость в термосе отпала, но еду приходилось таскать в рюкзачке.