Оккульттрегер

Здравый смысл подсказывал, что ничего он не может, иначе давно бы выудил из головы Прасковьи имя гомункула. Но вдруг он умел что-то такое, чего Прасковья не могла и вообразить. То, о чем никто не мог знать. Она боялась, что он может как-нибудь навредить той же Наташе, или Наде, или Сергею, да кому угодно, с кем Прасковья так или иначе пересекалась в жизни, на работе, на второй работе (какая из работ у нее первая и вторая – Прасковья, кстати, не могла определиться: если во всяких иррациональных делишках наступало затишье, она честно считала себя диспетчером, а когда начиналась движуха с ангелами и демонами, то жалела, что в трудовую книжку невозможно занести профессию «оккульттрегер»).

В разгар весны она ощутила, что она именно оккульттрегер, пусть и ходит на работу куда-то еще, все мистическое сгустилось вокруг нее каким-то образом, при всем при том, что у нее не было гомункула, который делал бы ее оккульттрегером в полном смысле этого каламбура. Она не прекратила общаться с чертями, к херувиму в гости приперлась, подглядывала в соцсетях, чем заняты Наташа и Надя.

Подсмотреть удалось, правда, не так уж много. Всего-то несколько совместных снимков Наташи, Нади и еще двух девушек (кто из них Надина мама, Прасковья определить не смогла). Эта совместная тусовка в городе продлилась неделю, затем, как Прасковья поняла, делегация в составе Надиной мамы, Наташи и помощницы из Москвы отбыла в Нижний Тагил. Еще через день Наташа выложила фотографию гомункула рядом с памятником Ленину (гомункул стоял возле памятника, а чугунный или какой еще Ленин стоял на чугунном или каком еще земном шаре). Буквально несколькими годами ранее памятник из черного металла выглядел устаревшим, а теперь оказался очень предусмотрительно установленным символом левой повестки, все более набиравшей обороты. Так примерно сообщала Наташа своим подписчикам, а затем пропала из сети.

Подобное поведение Прасковью не удивило, Прасковья даже не обеспокоилась, когда чуть ли не полмесяца прошло после Наташиного исчезновения. В конце-то концов, Наташа была с Надиной мамой, они вместе уехали, а Надя осталась в городе и, случись что, наверняка вышла бы на связь. Произойди такое, и Прасковья с удовольствием бы повела себя как самая настоящая свинья, поартачилась, мстя за то, как ее вынесли за скобки, когда не стало гомункула под рукой, за то, как Надя послушно перестала общаться с Прасковьей по указке матери и не возобновила общение с отъездом мамы в другой город. А посты меж тем писала, сторис выкладывала со своими тремя кобелями, рекламой всякой мелкой косметической ерунды и курсов стремительного изучения любого языка с нуля. Ну хоть не пиарила ставки – видно, не могла переступить через свою демоническую совесть. Платные коучинги по самосовершенствованию и сбыче мечт не вела – не в силах была придать внешности, поведению, голосу и окружающей обстановке того достаточно яркого накала колхозного шика, на который обычно велись несчастные зрительницы подобных курсов.

Прасковья несколько раз порывалась ей позвонить, но сдерживала себя, предпочитая оставаться в отчасти уютном коконе жалости к себе. Написать Наде хотела, но держалась за это свое одиночество обиды на всех и вся, так что даже сердечек не ставила под Надиными постами. Она обманывалась тем, что эта нелюдимость необходима для того, чтобы Егор не узнал о ее подругах. И, конечно, знала, что врет себе, потому что Егор крутился где-то рядом буквально с января, много чего мог увидеть и запомнить, мог за Надей проследить, тем более что в лицо ее многие знали, чуть ли не каждая дворняжка при встрече лапу подавала. Наташу мог выследить тоже, если бы захотел, ведь Прасковью как-то вычислил среди ста с лишним тысяч жителей города. «Знать бы, что он на мне прекратит всю эту петрушку, тогда можно было бы спокойно идти на это свидание», – иногда с досадой думала Прасковья и принималась грызть ногти. «Знать бы еще, в чем вся эта его петрушка заключается, можно было бы решить, стоит ли с ним разбираться быстро и решительно или подождать неизвестно чего», – иногда задумывалась Прасковья.

Вечером, после созвона с Егором, когда он сказал, что заедет за Прасковьей следующим утром, Прасковья все-таки не выдержала, написала Наде, попросилась в гости.

«Давай я за тобой заеду», – сразу же ответила Надя.

«Я на такси», – ответила Прасковья.

«Давай я тебе вызову», – предложила Надя едва ли не через мгновение после того, как Прасковья поставила точку под своим сообщением.

«Надя, ты забыла. У меня сейчас нет проблем с деньгами», – напомнила Прасковья.

«Тогда вызывай нормальное. А не свое. Сейчас и так. Снов хватает. Кошмарных», – быстрой серией из пяти сообщений ответила Надя.