Читаем Оккупация полностью

Оккупация

Александр Афанасьев , Александр Николаевич Афанасьев

Прийшов я на пасіку вчора,А там нема нікогоІ тільки мертві бджолиБіля вулика мого!Бджоли! Мертві бджоли!Біля вулика мого!А хто учинив такий злочин?Це москаль с москаліхой!Піду i їх порубаюЗа мертві бджілки мої.Бджоли! Мертві бджоли!Мертві бджілки мої!Пощади не буде нікому,Усі будуть землю ковтать.І тільки мертві бджолиБіля вулика лежать!Бджоли! Мертві бджоли!Біля вулика лежать![57]

Кобыльчак был в лагере не раз, и сейчас он вполне мог и выстрелить в Драча, для чего и взял травмат – настолько был взбешен. Но, выскочив из «Фольксвагена», он наткнулся на Драча, стоящего на стоянке машин и раздающего указания. Машин на стоянке было много, десяток, не меньше, сам Драч был одет не в гражданское, а в черную форму с нашивками 22SAS – видимо, в секонд-хенде удачно отхватил, а то и в другом месте где. Другие были одеты кто в обычный камок, кто так же, как и проводник. И у некоторых были автоматы. А пистолеты уж точно были у всех…

И полковник СБУ Евген Кобыльчак, по дороге в Таращу выносивший, выдержавший свою месть и расправу, оказавшись перед этим уродом, который вместо того, чтобы сделать все чисто, опять налажал, – вдруг раздумал стрелять. По той причине, в которой он никогда не признался бы сам себе.

Он испугался.

И потому он отодрал потную руку от пистолета в кармане и кивнул повернувшемуся к нему Драчу.

– Отойдем….

– Без меня… – сказал Драч своим соратникам, и они пошли в сторону спальных корпусов.

Фашисты – а это были именно они – не стеснялись в самовыражении. Все стены корпусов были разрисованы свастиками, 14/88 и волчьим крюком, духоподъемные агитплакаты призывали жечь, убивать и истреблять колорадов всеми доступными способами, а занимающиеся в ответ на похвалу десятника или сотника привычно отвечали «зиг хайль!» и выбрасывали в приветствии правую руку – что сильно смущало на фронте даже бандеровских боевиков из «Айдара» и «Правого сектора». Впрочем, настоящих бандеровцев, с запада, тут почти и не было. Большинство из тех, кто учил, и тех, кто учился, были этническими русскими. Русскими, забывшими и предавшими подвиг дедов и прадедов, плюнувшими на их могилы и ставшими теми, с кем сражались их деды и прадеды, – фашистами.

Настоящими фашистами.

– Вы что опять натворили, придурки? – зло, но сдерживаясь, сказал Кобыльчак. – Вы хоть понимаете, что теперь будет?

– Не понял, Евген Михайлович?

– Какого черта вы бомбу в машину подложили? Это уже…

– Бомбу в машину?! – переспросил Драч.

– Только не прикидывайся…

– Но я не знаю ни о какой бомбе, Евген Михайлович. Иисусом клянусь. Вы же сказали только разобраться…

Кобыльчак молчал.

– Евген Михайлович…

– Заткнись…

…

Эсбэушник посмотрел своему активу в глаза.

– Поклянись, что не ты!

– Клянусь! Я…

– Помолчи!

Все было плохо – намного хуже, чем он думал. Если бомбу подложил не Драч и его подонки, значит, в игре был еще кто-то.

– Значит, так. Сидите здесь. Ни шагу отсюда, вы поняли?

– Понял.

– Сидите здесь!

Кобыльчак побежал к своему бусику. Драч проводил его взглядом, потом махнул рукой – к нему тут же подбежали двое. Оба – командиры пятерок. Неонацисты использовали проверенное в партизанской войне тактическое деление УПА, где минимальной боевой единицей было не отделение, а пятерка (гурт) – пять человек. Это действительно было очень удобно – начиная с того, что пять человек могли поместиться в одну гражданскую легковую машину, и заканчивая тем, что на фронте пять человек – это как раз оптимальный расчет тяжелого группового оружия типа ДШК или СПГ и двух человек с автоматами на прикрытии.

– Этого видели?

Гуртовые кивнули.

– Берите по паре машин – и за ним. Посмотрите, куда поедет, и доложите. Не засветитесь. Слава нации!

– Смерть ворогам!

Провожая их взглядом, Драч цинично усмехнулся… есть. Все шло как надо. «Хайль Гитлер» – для этих пацанов уже важнее и правильнее, чем «Слава Украине»…

Скоро это будет кличем всей Украины…