— Чем? Своей любовью? Ты не представлял, что девочки влюбляются и хотят замуж? Ты не предполагал, что используя двадцатилетнюю дуру, ты не несёшь никаких обязательств?!
— Ты знала, что я не свободен. Ты совершила один из тяжких грехов.
— А ты? Почему ты изменял ей, когда был несвободен? Или ты всё-таки чувствовал себя свободным? Да, я грешна, но и ты не менее грешен. Мы одинаковые, Илья. Так что не перекладывай весь груз греха на мои плечи. Я о том прошлом грехе. У меня других нет. Я всё ещё молода, я хочу быть женой, понимаешь?
— Мне тебя пожалеть?
— Да хотя бы пожалей, — я расплакалась. Но он продолжал смотреть холодными колючими глазами.
— Меня бы пожалел кто, — совершенно спокойно произнёс он. — Ты знаешь, чего мне стоит каждый день возвращаться сюда и видеть тебя? Ты — мой личный ад. Да, я грешен, но жизнь с тобой искупает все мои грехи. Оставь мне сына и давай освободимся друг от друга. Ты действительно молода, ты ещё встретишь того, кто сможет жить с тобой, даже любить будет. А я не могу. Ни простить тебя не могу, ни лечь с тобой в одну постель. Я не могу тебе простить обман.
— Ты всё ещё любишь её?
— Милу? Какая разница. Мой отец встретил её в Москве в прошлом году. Она замужем, у неё две дочки. Слава Богу, хоть она счастлива.
— Илюша, может быть, попробуем начать сначала? Я тебе дочку рожу. Я не могу без тебя, и Мишка, у нас же Мишка! Ему родители нужны, настоящие, любящие друг друга. Видишь, у Милы получилось. Она смогла жить, смогла. У неё всё хорошо. Я так хочу, чтобы и у нас было хорошо. Ну пожалуйста!
Я рыдала. Я готова была на колени перед ним упасть и умолять о внимании, любви, заботе.
У меня не было ничегошеньки из этого. Но я помнила, каким он может быть, когда любит…
Как вернуть, или как обрести заново?
А он стоял у окна и смотрел на море…
Я ревела и не могла унять слёз. Они не приносили облегчения, они не решали проблем, они просто были.
Он привык к моим слезам и давно на них не реагировал. Только раздражался. Но сейчас молчал и всё смотрел и смотрел в даль морскую.
Я не мешала ему думать. Молилась про себя и за себя. Я так хочу счастья. Простого женского счастья. Если бы он знал, как хочу.
— Хорошо, давай попробуем начать заново. Ради Мишки. — Он сказал как отрезал. И ушёл на работу. А я с улыбкой, утирая слёзы, наблюдала, как его автомобиль выезжает со двора.
========== Илья ==========
В Москве я должен был пробыть три дня. Командировка. Важный контракт. Подписали, обмыли, и остался день. Прийти в себя и отоспаться. Мой зам не захотел покидать пределы гостиничного номера, перебрал малость. А я, поскольку не пил, решил прошвырнуться по Москве. Надо подарки Мишке купить и Ляле.
Мишке-то с удовольствием, а ей…
Но надо изображать хорошего мужа. Я лицо компании, как-никак.
Вышел из гостиницы, взял такси и поехал… Да, в тот самый дом, в котором квартиру Миле купил когда-то. Столько лет прошло. Мишке пять уже. А её девочкам? Точно не скажу, они младше его — на год-два, так точно.
Подъехал и отпустил машину. Даже не знал, прав я или не прав. Зачем направился к ней и что я хочу от нашей встречи.
Сегодня среда, и она должна быть на работе, как и её муж. Девочки могут быть дома. Интересно, так интересно, какие они — её девочки. Красивые должны быть, в маму.
Домофон долго не отвечал, но из подъезда вышла девушка, чем я тут же и воспользовался, проскользнув вовнутрь.
Двери квартиры мне открыли достаточно быстро.
Пожилой пузатый мужчина в семейных трусах сообщил, что в этом доме и квартире живут с момента заселения. И никакой Милы тут никогда не было.
Поблагодарил и ушёл.
А на что я рассчитывал? Что она встретит меня? Так не сказка, однако, жизнь.
Во дворе остановился. Дышать трудно. Нет, я не сердечник, и давление бьёт меня редко. Но тяжесть в затылке напоминала именно о нём. Перенервничал.
Присел на лавочку у детской площадки, заложив под язык таблеточку каптоприла.
Вот и всё. Моя надежда увидеть Милу потерпела фиаско.
Можете мне не верить, но глаза слепили слёзы.
На детской площадке играли дети в сопровождении мам или нянь. Женщины группировались на таких же лавочках, только ближе к входу и к детям.
Я полностью ушёл в себя, в свои сожаления, в свою душу. Нахлынули воспоминания. Я всегда любил её. Пусть и никогда не был достоин.
Я казался себе жалким в тот момент, да я и был жалким, несмотря на респектабельный вид.
Голову немного отпустило. Глаза высохли. А жалостью можно упиваться хоть сколько. Что с неё. Она не созидательна. Абсолютно разрушительное чувство.
Да какая теперь разница.
Обернулся на шум и треск веток. Кусты, окружающие детскую площадку, в одном месте раздвинулись, и из-за них появилась девочка. Смешная такая, с перепачканным личиком, озорными глазками и двумя косичками.
Я невольно улыбнулся ей. Она в ответ тоже — по-девичьи застенчиво, и, наклонив голову набок, произнесла:
— Знаешь, папа, я всегда знала, что ты придёшь. Давай знакомиться, я Яна.
У меня просто землю выбило из-под ног. Хорошо, что услышал я это в положении «сидя».
— Папа?! Ты ничего не путаешь, детка?
— Сиди тут, не уходи никуда. Я мигом.