Окнами на Сретенку

В классе меня ждал приятный сюрприз: к нам из соседнего класса перешли Валя Степанов и его друг Витя Червяков. Помимо них к нам из другой школы перешли брат и сестра Ионины, которые сразу влились в наш коллектив как родные. Алеша Ионии, на год младше своей сестры, был необыкновенно способным молодым человеком, он знал даже высшую математику. Наши симпатии он сразу завоевал, когда скромно поднял на уроке алгебры руку: «Анна Ивановна, а вам не кажется, что это можно решить проще?» «Не кажется, нет, — растерялась она, — ну-ка, пойдите к доске». Алеша стал быстро писать формулы, что-то зачеркивать, сокращать, все притом поясняя: «Ну как?» «Да, красивое решение», — вынуждена была признать Анна Ивановна. Сестре его, Оле, было уже девятнадцать лет, она была очень полная, с больным сердцем, очень начитанная и веселая и сразу всем понравилась. Брат и сестра были дружны между собой, неразлучны, как близнецы.

К своей радости, я обнаружила две вещи. Во-первых, Валя Степанов был еще и отличный музыкант! Одновременно с школой он оканчивал музыкальный техникум по классу рояля. Слушая, как он играет этюды Скрябина и Рахманинова, я еще больше в него влюбилась. Во-вторых, Тата Богданова и Оля Ионина тоже очень любили и прекрасно знали музыку, а Зина Макарова пела в хоре Клуба детей железнодорожников и исполняла там даже сольные партии: у нее было красивое низкое меццо-сопрано. В классе появилось много музыки. Как гимн, по утрам мы пели тарантеллу Листа. Перед контрольными всегда звучал «Порыв» Шумана, а после, если работа была трудная и не все хорошо написали, — «Потерял я Эвридику». По дороге домой все пели «Танец маленьких лебедей», под который мы с Татой, забежав вперед, еще и плясали. Вообще мы в этот год еще больше сплотились, дружили все вместе, хотя Тата Богданова и Миша Воинов еще и вдвоем были неразлучны. Некоторые учителя понемногу теряли в наших глазах свой авторитет; это больше всего относилось к нашей классной руководительнице, Елене. Не только я, но и Тата, Валя и Витя знали язык лучше ее, а она иногда позорилась: например, Heidenr"oslein Гете перевела как «Полевая козочка». Вы оговорились, сказали ей, не козочка, а розочка. «Нет, козочка, — возразила она. — Я специально проверила по словарю: R"osslein — это вообще-то лошадка, но «полевая лошадка» по-русски как-то не звучит, лучше — козочка». Мама очень смеялась, когда я ей про это рассказала. Кто-то у нас по ошибке написал вместо Schiesszirkel (стрелковый кружок) — Scheisszirkel (сральный кружок): Die Pioniere organisierten linen Scheisszirkel[44]. Мы, кто знал это неприличное слово, рассмеялись. Но Елена, взглянув на доску, сказала: «Смеяться нечего, все правильно». Очень смущало ее, когда она слышала, как все на перемене поют хулиганскую песню, которую мы с Татой сочинили на мотив «Я Чарли-безработный»: Vor ihrem L"owengarten, das Kampfspiel zu erwarten, das Kampfspiel zu erwarten — sass nackte Lorelei[45]. Она полагала, видно, что это незнакомый ей отрывок из немецкой классики.

Гоша Кольцов, худощавый высокий мальчик, любивший поесть, выдвинул идею устраивать «обжорные дни», и мы провели несколько таких мероприятий. Участвовали все, за исключением примерно десяти учеников, которые вообще держались в стороне. Выбирался день, когда бывали учителя, которых не уважали и не боялись, среди них обязательно «чертежник» (когда он отворачивался к доске, ему наводили на лысину солнечные зайчики и т. п.). Накануне составляли список, кто что может принести из дома — хлеб, колбасу, мясо вареное, огурцы, апельсины, печенье. На следующий день все это приносилось в пакетах, баночках и даже кастрюльках и на уроке черчения мы все садились за задние парты. Обжорство происходило только на уроках, в этом и была вся прелесть. Приподняв крышки парт, все одновременно жевали, следя глазами за учителем. Незаметно обменивались всякими яствами, передавали их даже из ряда в ряд. Конечно, на уроке математики или на литературе нельзя было пересаживаться назад, приходилось жевать на своих местах, что было значительно опаснее. Увидит Анна Ивановна, ткнет пальцем и неодобрительно скажет: «Жуете!»

Наш шеф Москонцерт организовал у нас в школе платный кружок сольного пения. Туда записались я и еще две девочки из соседнего класса. Вела кружок преподавательница из консерватории. Она научила нас правильно дышать и подготовила со мной романс Римского-Корсакова «Звонче жаворонка пенье». Сначала мы пробовали «Весну» Грига, но потом она нашла, что мне по стилю и по голосу лучше подходит романс. Другие две девочки разучили дуэт «Уж вечер…» из «Пиковой дамы». Но, к сожалению, мы прозанимались только месяца два, потом кружок распустили.