Окно в Полночь

Я посмотрела на него умоляюще и послушно потопала в ванную, вытирая слезы. Боже, помоги… В ванной я закрылась, включила воду, обернулась к зеркалу и замерла, изучая новый облик. Легким движением руки Ауша ухитрилась подстричь меня «лесенкой» и сделать перманентную завивку. И укладку. Крупные светлые кольца волос падали на плечи, вились вдоль щек. Впалых. Когда я ела-то в последний раз?.. А концы прядок почернели на сантиметр. Я придирчиво изучила аушину фишку. Вроде не сожженные…

От осмотра отвлек новый вопль. Вернее… рев. Я села на край ванной и попробовала позвать птичку. Да, надо отвлечься… И одной, в неизвестности… страшно. Сосредоточиться получилось с попытки двадцатой, когда меня уже трясло от страха, нервов и усталости. Красный птеродактиль возник на батарее, обернулся на меня и спорхнул на руки. И радостно курлыкнул, едва я обняла теплое тельце. И протяжно зевнул, уткнувшись клювом в мое плечо. А я слушала его сонное сопение и молилась. Разговаривала с Алькой, уговаривала потерпеть и снова молилась. Когда она дважды рожала, это помогло. А Бог троицу любит…

Владлен Матвеевич напугал. Он вломился в ванную с шумом и грохотом, едва не выдрав «с мясом» дверную ручку. Увидел защитника, улыбнулся бледно, сгреб в охапку и ушел. Алька больше не кричала, и я подумала, что все, но… Новый леденящий вой и возня в коридоре напугали до дрожи. Я сжалась в комок на краю ванной. И понимала, что защитят, но… Черт. Не смотреть — страшно, а увидеть — еще страшнее…

Я зажмурилась, снова заговорила с сестрой и кожей ощутила за спиной движение. Капли воды промочили свитер, а плечи на секунду обняли знакомые руки. Я обернулась. Тень подмигнула зеленым глазом и затаилась. Я жалко улыбнулась. Папа как-то заметил, что характер у меня… сложный, но одна я никогда не останусь. Со сложными — трудно, зато нескучно. Вероятно, он был прав. И всегда со мной рядом кто-то вертится — не Муз так птеродактиль…

Дверь снова открылась, являя измученного Владлена Матвеевича. Здоровая рука трясется, волосы дыбом, белки глаз — в кровоподтеках, в темных зрачках — багровые угольки. Включив ледяную воду, он сунул голову под напор и замер. Я предусмотрительно сдернула с крючка полотенце. Двоюродный дед выключил воду, вытерся и сел рядом со мной. Вытянул ноги и сипло выдохнул:

— Все, Василек. Победили, — и обнял меня за плечи. — Молодец, что поняла. Не то потеряли бы.

Я снова, в который раз, захлюпала носом, но от облегчения. Да, Альку пока не видела, но деду верила. Кому еще верить, как не родне?.. И внутреннее ощущение подсказывало, что все получилось, и она спит.

— Спит она, — подтвердил и Владлен Матвеевич. — Несколько дней будет болеть — пока срастется, пока привыкнет… Но жива будет. И о том, что сегодня было, не вспомнит. Возможно.

Шмыгнув носом, я взяла с края раковины влажное полотенце и приложила его к горящему лицу. Высморкалась украдкой, собралась с мыслями и тихо спросила:

— Вы сказали, что бабушка могла изменять… Так?..

— Нет. Не так, — покачал головой мой собеседник и неловко поерзал. — Она не меняла суть, не трогала природу. Она… обновляла. Добавляла жизненных сил изношенным, не более. И у нее все было строго, все записано — из какого мира сущность, какими способностями наделена, к какому человеку подселена. Суть она никогда не меняла. И всегда по записям работала. Это… — он устало передернул плечом. — Это что-то новое.

— А Альку можно увидеть?..

— Можно. Только тихо.

— Спасибо!..

Теперь дверь едва не вынесла уже я. Промчалась по коридору, поднимая облака пепла, и нерешительно заглянула в гостиную. Бардака, к вящему удивлению не обнаружила, хотя, казалось, драка была. Только торшер свернули да у елки ветки обломали. На полу среди свечек дружно медитировали саламандры. Алька лежала на диване, укутанная в плед. Бледная, осунувшаяся, но живая. Я осторожно подошла и села на пол. Сунула под плед руку и нашла ледяную ладошку. Сестра дышала тяжело, но ровно, размеренно. Я снова хлюпнула носом. Черт, когда же это все закончится…

Алька вздрогнула, сжала мою руку и на мгновение открыла глаза. И на меня плеснуло… виной. Жгучей, тяжелой, болезненной. Ничего не забыла…

— Спи, — прошептала тихо и дрожаще улыбнулась: — И все равно люблю…

Сестра ответила такой же дрожащей и слабой улыбкой и закрыла глаза. В ее груди свернулась уютным клубком и тихо закурлыкала бывшая «птичка». Алька расслабилась и разжала пальцы, выпуская мою руку. И сонно засопела в унисон с курлыканьем. Наверно, пока я могу за них не волноваться…

— Васют?..

Я обернулась. На меня, не мигая, смотрела Ауша.

— Уже почти срослись, — прошептала она. — Владлен не видит — люди видят сущности только вовне. А я вижу. Защитник твой, кровь у вас с сестрой одна — и они уже почти срослись. Не бойся. Отдохни.