Окно в Полночь

— Немного, — он неприятно улыбнулся. — Я предупреждал — верни назад, и все будут счастливы. Но не поверила. Мой ключ потерялся при переходе, но у парня он остался. Сирота круглый, завещать некому было. Сгорел потом, правда, у нас силы разные, — кинул окурок в чашку и потянулся за следующей сигаретой: — Но мне хватило. И Евдокия ушла, и семья ее потеряла способность видеть — все, думал, записи мои. Найти подходящего писца, до рассказки-портала добраться, мир свой вспомнить, но… Предусмотрительная, с-с-с… — и запнулся под моим взглядом. И извинился кротко: — Прости, дочка. Ты чай-то пей-пей.

Угу. Еще бы он в горло шел — мерзкий, ледяной и приторный, как и вся эта полуночная история…

— В квартиру вам путь был закрыт, — резюмировала я, морщась и рукой отгоняя дым. — И что дальше? Как вас Владлен Матвеевич не опознал, если вы столько лет рядом жили? Вы ведь знакомы?

— Конечно, — подтвердил кивком и хлопнул себя по макушке: — Памятью. И… — отвернулся на секунду: — Но неважно… Сущность внутри им не видна. И я жил и ждал. Когда дар проявится снова. И надо же было, что в тебе… Я квартиру сторожил, Вася. Наследника. И привык к тебе. Жаль, что ты. Но инициация началась, и время пришло.

— Жаль? — я иронично хмыкнула. — А нападения зачем? Изменения зачем?

— Этим, — и дядя Боря кивнул на дверной проем, — нападать приказа не давал. Мне нужна была твоя реакция — увидишь сущности или нет. Видишь — проснулся дар, нет — ждал бы дальше. Потом уже знак имени рассмотрел. Но, идиоты, решили поиграться. Прибил бы… да нужны пока. А парень твой — источник информации. Через его память и установил с тобой связь, но человеком он сопротивлялся… А измененным, гаденыш, еще и врать начал, — и посмотрел… виновато: — Память трогать нельзя, а привязать как следует не получилось — силы здесь не те, что там, не рассчитал. Со вторым лучше будет, вот увидишь, — пообещал довольно и потянулся. — Второй из тебя все выпытать настроенный, до мелочей. Пара изменений в прошлом, дочка, — и вписал бы себя в твою жизнь, да так, чтобы доверяла бы безоговорочно. И записи бы получил, и ты бы подсобила — ключа-то нет, дверь не открыть. Но эти с-с-с… Кхм. Ты чай-то пей-пей… Ночь впереди долгая.

Утомил он меня и с этим чаем, и с «дочкой»… А раз Валик сорвался — он за Альку взялся. Я посмотрела на серебристо-призрачную рожу и решила про сестру ничего не говорить. Если он еще не понял, что и Алька сорвалась с крючка… тем больше у меня времени. Да, придумать, как вывернуться.

— Зачем все эти сложности? Вы ведь просто могли… попросить. Видели же, что я меняюсь, что инициация начата… Я бы помогла.

Сосед фыркнул презрительно и так на меня глянул… Я бы попятилась, но вовремя вспомнила про шаткий насест. Только сжалась внутренне и тоже фыркнула. Про себя. Как в анекдоте — я птица сильная, я птица гордая, но такая еба… В общем, статус не позволял просить. К другому, гад, привык. Но если бы не методы, я бы прониклась, да. И целью, и стремлением, и настырностью. Если бы не методы и их результаты…

— И что дальше? — я поерзала на табуретке, накинула на голову капюшон и сунула в карманы замерзшие руки. — Неужели думаете, что я вам помогу? Да желание бы было — не смогла бы. Бабушка с записями… что-то сделала. Они спрятаны в квартире. И так спрятаны… — я на секунду запнулась под холодным взглядом и поежилась: — Они появляются, когда нужно им, а не мне.

— А в них теперь нужды нет, — дядя Боря улыбнулся. — Думал тихо все сделать. Поверила бы, отдала записи по-соседски, а я бы прочитал, вспомнил прошлую жизнь и наговорил. И ты открыла бы мне дверь. Но коли так нескладно все… Пойдем по другому пути, — и перегнулся через стол, глядя на меня, не мигая: — Ключ, дочка. Ключ — это хранилище коллективной памяти всех писцов рода. И он расскажет больше жалких бумажек. И быстрее. При слиянии его память становится открытой книгой. И ты закончишь инициацию. Здесь и сейчас. А потом поможешь мне вернуться.

Он говорил спокойно, доброжелательно, простодушно и откровенно, и мне оттого становилось не по себе. И мысленно я снова поблагодарила Валика — за то, что прицепился, за то, что не позволил выбирать, за то… За все. И главное — за время. Которого с инициацией у меня было бы намного меньше.

— С чего вы взяли, что я вам помогу? — спросила тихо.

— Ты добрая девочка, Василиса, — сосед выразительно посмотрел на стену. — Ты очень добрая девочка.

Сердце замерло, пропуская удар, в ушах зашумело, и я до боли сжала кулаки. Да как смеет, скотина… Злость поднялась стремительной волной, и «заморозка» потекла ручьями. Мало издевался — и сына отнял, и до сумасшествия довел своими «опытами», — так еще и смертью грозит… Ладно. Очень хотелось сделать что-нибудь глупое — или по морде дать, или деру, но… Спокойствие, только спокойствие.

— Вы мне льстите, — буркнула в шарф. — А прекратить мучения бедной женщины будет очень гуманно.