Окно выходит в белые деревья...

В пермском аэропорте
настроенье всем портя,
хмуро вторгнувшись в гул,
кто-то из контролеров,
нудный выказав норов
в микрофон затянул:
«Пассажир Никаноров,
пассажир Никаноров,
пассажир Никаноров,
вылетающий на Барнаул…»

Никаноров скрывался,

хитро он оставался
невидимкой в толпе,
Может, пил пиво «Дизель»,
и жевал канапе,
и в буфете приблизил
пол-России в гульбе.
Вряд ли был олигархом, —
может, бомжем-огарком,
непонятным себе?

Может быть, на коробках

и мешках прикорнул,
гражданин Никаноров,
вылетающий в Барнаул?
Может, в луже, как боров,
где-то он храпанул,
гражданин Никаноров
вылетающий на Барнаул!

Может, он сдезертирил

ото всех дедовщин,
прячась в женском сортире
от военных мужчин?

И страшней приговоров

и зрачков черных дул
голос, полный укоров:
«Гражданин Никаноров,
гражданин Никаноров,
гражданин Никаноров,
вылетающий на Барнаул!!!»

И смертельнее пули

у меня жжет в груди:
что он ждал в Барнауле,
Никаноров, найти?

Бросил нас на кого он

в скуку, пьянь и разгул,
гражданин Никаноров,
вылетающий на Барнаул?

Как же всех наколол он

и куда улизнул,
гражданин Никаноров,
вылетающий на Барнаул!

Может, мертвенно мрачный

Сов. Союза герой,
с голодовок прозрачный,
позабыт он страной?

Может, где-то, отчаясь

в потайном уголке,
он висит, не качаясь,
на тугом ремешке?

Сгинул, как сиротинка.

И такая жутинка,
будто голос, как финка,
по кишкам полоснул
хоть кричи: «Караул!»
в глушь российских просторов:
«Гражданин Никаноров!
Гражданин Никаноров!
Гражданин Никаноров,
вылетающий на Барнаул…»

3.11.2006

"И у Бога ошибок много…"

И у Бога ошибок много,
иногда от его доброты.
Не суди нас, Господь, слишком строго,
но не будь всепрощающим Ты.

На Тебя Тебе жалуюсь, Боже, —

Ты не много ли мне подзабыл?
Если был бы со мною построже,
то, наверное, лучше я был.

Дольче виту не делай подольче —

помоги, чтоб я людям помог.
Накажи меня жизнью подольше,
чтобы я отвертеться не смог.

У невидимого обрыва

Ты прости нас, что крестимся мы
неумело и торопливо,
так боясь и тюрьмы, и сумы.

Вот гляжу я налево, направо,

где отыщется он — кто-нибудь,
кто имел бы всевышнее право
ну хоть в чем-то других упрекнуть.

Все повязаны, все мы в замарке,

дорываясь любою ценой,
как в сплошном зоопарке, в запарке,
до колоды долбленой одной.

Горизонта за стадом не видно.

Как хочу, чтобы просто, без слов
стало хоть перед кем-нибудь стыдно
посреди громоздящихся злоб.

Вновь Россию не уроните,

обесстыживанием оскорбя.
В ней поэт — это стыдохранитель,
но стыдящийся и за себя.

2 ноября 2006