Око Бога

— Моя любовь. Моя любовь, — он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне больно, — прохрипела она.

Улыбнулась и опустила руку к животу в жесте, который был привычным уже несколько недель с тех пор, как их сын начал шевелиться внутри нее.

Вали видел, как осознание проступает на ее лице, и его сердце разрывалось от боли.

— Вали? Где? Где он? — ее голос был грубым и резким, паника в нем резала его, как лезвие.

Ольга подошла к краю кровати и налила воды в чашку. Вали не обратил на нее внимания, глядя только на Бренну.

— Он родился живым, но он был слишком хорош для этого мира. Тор пришел и забрал его жить среди богов.

Ее лицо исказилось гневом и печалью, а затем выражение его стало пустым, и она отвернулась. Ольга предложила ей попить, но она не послушалась ее.

Вали понял, что она делала, но его это не устраивало. Но он не смог бы справиться с ее холодностью. Только не сейчас. Он потянулся и взял ее за подбородок, заставив повернуться к нему лицом.

— Нет, Бренна. Не отворачивайся. Мы разделяем эту потерю, и мы будем вместе идти к исцелению. Я не могу потерять и тебя тоже. Мне было грустно и одиноко… и страшно. Останься со мной. Останься. Пожалуйста, останься, — он скользнул рукой от ее подбородка к шее и наклонился, упираясь лбом в ее лоб. — Пожалуйста, останься.

Она ничего не сказала, но убрала руку со своего пустого живота и положила на его руку.

И этого было достаточно, чтобы дать ему понять, что он не потерял ее.

— Я назвал его Торвальд.

Сдавленный всхлип вырвался из ее раненной груди, и она кивнула.

Вали пододвинулся ближе и осторожно обнял ее.

Глава 13

Ольга заботилась о ней все это время, меняя повязки, помогая ей справиться с потребностями тела, купая ее, перевязывая ее ребра. Бренна чувствовала себя — она и была — беспомощной и униженной.

Но ее друг был верным и заботливым. Каждое утро перед уходом Вали дарил ей прощальный поцелуй в лоб, и Ольга приходила в комнату, чтобы ухаживать за ней до самой ночи, когда Вали возвращался домой. Он забегал к ней в течение дня, но никогда не оставался надолго. Другие женщины приходили спросить о чем-то Ольгу или поговорить о происходящем в замке. Ольга была главной, и она продолжила ей оставаться, хотя редко выходила из комнаты в течение дня, если не считать времени, когда Бренна спала.

Первое, что она делала каждое утро — смена повязки и туалет. Физически было почти не больно, но Бренна с трудом выносила такое положение собственного тела — с разведенными ногами и оголенным интимным местом.

Ольга похлопала Бренну по колену и отступила, собирая окровавленное постельное белье. Пытаясь не обращать внимания на дискомфорт от каждого движения, Бренна выпрямила ноги.

Там было еще так много крови. Ее сын был рожден и умер уже несколько дней назад, и она все еще кровила.

И хотя Ольга заверила ее, что это нормально, Бренна понимала, что потеряла слишком много крови, и все еще была слишком слаба. Даже сидя она почувствовала, как резко закружилась голова и заболела грудь.

Убрав в сторону кровавое постельное белье, Ольга вымыла руки в тазике и вернулась. Бренна знала, что будет дальше: худшая часть процедуры. Ее подруга и лекарь подошла к краю кровати и развернула меха.

— Еще есть кровь. Возможно, сегодня уже будет лучше.

Скользнув рукой по спине Бренны, она подняла ее и повернула набок. Бренна стиснула зубы и стерпела эту боль. Бывало и хуже.

Ольга склонилась над ней и положила небольшой кусочек ткани под лицо Бренны. Затем осторожно помассировала ей спину медленными направленными вверх движениями.

Сейчас Бренна должна была покашлять. Ей наносили раны мечом и топором. Ее били щитом. Она пинали, били по голове, даже кусали. Но ничто не было таким ужасным как боль, через которую Ольга заставляла ее пройти, чтобы исцелиться. С каждым толчком Бренне казалось, что сердце вот-вот оторвется и выпрыгнет из ее рта.

После того, как она прокашлялась, на ткани оказались черные сгустки крови. Иногда кровь из нее брызгала, и ткань пачкалась сильнее. Это было самое худшее, но Бренна стоически выдержала эту боль. В это утро, правда, она откашляла только один сгусток.

Когда пытка была закончена, Ольга помогла ей лечь обратно на подушки. Затем подняла ткань и изучила ее.

— Ты выздоравливаешь. Каждый день лучше. Больше нет свежей крови, и старой крови меньше. Сегодня мы будем ходить по комнате и немного посидим у очага.

Такая мелочь, но даже мысль об этом заставила Бренну почувствовать усталость.

— Я попрошу Вали присоединиться к нам, — голос Ольги был добрым и обнадеживающим.

Бренна покачала головой. Она ненавидела мысль о том, чтобы Вали увидел ее в слабости, и она знала, что ей придется собрать все свои силы, чтобы пересечь комнату — чтобы просто пересечь комнату! — и сесть в кресло.

Ее сопротивление было вызвано не тщеславием, хоть она и ненавидела свою слабость. Дело было в Вали — она видела определенность в его глазах, в напряженных плечах, в сжатых губах. Он видел ее боль, ее слабость, и он злился. Не на нее, но из-за нее.