Он был заботливым и любящим, и ей были нужны силы и утешение, которое она может найти в его объятиях. Но он жаждал мести, и каждое свидетельство того, что Бренна уже не такая, какой была, заставляло эту жажду разгораться сильнее. Она видела его одержимость желанием отомстить за нее и их ребенка.
Она тоже хотела мести. Все хорошее, что она наконец-то нашла, ускользнуло от нее, и это не могло остаться без ответа. Но она не могла даже стоять на ногах, так что месть пока откладывалась. Вполне вероятно, что она будет лежать в кровати, в этой комнате, когда Вали и другие нападут на принца Ивана. Вполне вероятно, что так же, как рождение, жизнь и смерть ее собственного ребенка, все это произойдет без ее участия.
Казалось странным быть беременной любимым ребенком, носить его в течение нескольких месяцев, а потом проснуться и понять, что его больше нет, что у нее не осталось ничего, и только кровь по-прежнему сочится у нее между ног и молоко капает из распухшей груди. У него было имя: Торвальд — хорошее имя. Но его выбрала не она. Младенец, которого она любила, просто исчез.
Не было даже могилки, где она могла бы его оплакать. Погода помешала проведению погребения. Тельце ее сына сожгли.
Ее сердце было разбито, и мысли путались от горя, но она не умела горевать. Слезы были агонией. Вали яростно скрежетал зубами от боли, обнимая ее. Она не могла обратиться к нему за утешением, не причиняя еще больше боли.
Она была одна. Снова. Впервые в жизни у нее были друзья и любовь, и дом, и все это ничего не значило. Она по-прежнему была одна.
Несмотря на ее нежелание, Вали пришел в их покои. Бренна как раз сидела у огня. Она бросила на Ольгу острый взгляд, но та сделала вид, что не заметила, и продолжила дальше стелить свежую постель.
Ее муж подошел прямо к ней и присел сбоку от кресла, положив руку поверх ее руки.
— Я рад видеть тебя. Как ты себя чувствуешь?
Слабой и больной, разрезанной на части, как будто бы каждому вздоху приходится продираться из груди сквозь металлические зубья.
— Лучше. Я чувствую себя сильнее.
Он наклонился и поцеловал ее пальцы.
— Скоро ты снова возьмешь в руки меч и щит.
Недостаточно скоро.
С долгим, глубоким вздохом Вали посмотрел в ее глаза. Затем он встал и занял место рядом с ней.
— Мы давно кое-что планировали. Я хотел поговорить с тобой об этом.
Бренна переместилась в своем кресле, мужественно терпя резкий дискомфорт, так, чтобы она могла снова встретиться с ним взглядом. Ни Вали, ни кто-либо еще не советовался с ней, пока она носила ребенка. С тех пор, как она потеряла его, к ней приходили с разговорами, но эти разговоры — даже разговоры с Вали — всегда касались только ее здоровья.
— Пожалуйста, да. Расскажи мне.
Еще не заговорив, он посмотрел вверх, мимо нее. На Ольгу. Как будто ему нужно было ее разрешение, прежде чем он заговорит с собственной женой.
— Вали! Пожалуйста! — сила ее призыва сотрясла ее грудь и заставила ахнуть. Глаза Вали быстро вернулись к ней, тени залегли под его нахмуренными бровями.
— Я не хочу волновать тебя, Бренна. Я хочу, чтобы с тобой все было хорошо.
— Я снова как в клетке. Мне одиноко и грустно. Это хуже боли, хуже, чем раны. Пожалуйста.
Вали взял ее за руку; затем, после еще одного разозлившего Бренну взгляда на Ольгу, кивнул.
— Мы оказались слепцами, мы упустили Ивана, но я думаю, ты бы этого не сделала. У тебя есть своя точка зрения. Так что мне нужен твой совет, если ты чувствуешь себя достаточно хорошо.
Бренна забыла о боли.
— Давай.
— Снег держит нас тут. Нас снова засыпало, и морозы пока держатся. Отряд, который напал на деревню, был пешим…
— Что? Что произошло в деревне?
Она увидела его колебания — Вали собирался рассказать ей то, чего она не знала. Он сжал ее руку.
— Сожгли. Уничтожены. Люди и скот — все потеряно.
Ее последнее воспоминание о том времени — обед со смеющимися деревенскими мужчинами.
Она знала, что Сигвальд мертв, и она уже после спросила о Торде, который, несмотря на стрелу в груди, попытался привести помощь, когда понял, что не справится сам, и она знала, что он тоже погиб. Она знала, что это не Тумас, а Иван послал отряд, потому что Торд, когда нашел и накрыл ее, рассказал ей прерывающимся от боли голосом о том, что на нападавших были цвета Ивана. Эти обрывки памяти постепенно возвращались к ней.
Но ее память затуманилась и исчезла, когда Торд оставил ее.
Среди самых ярких ее воспоминаний, снова и снова вторгающихся в ее неспокойные сны, — мужчина в доспехах, стоящий над ней, и стрела, направленная в ее лицо.
Когда он спустил тетиву, то чуть двинул лук, и стрела глубоко вонзилась в землю в каком-то дюйме от ее головы.
Он пробормотал слова, которых она тогда не понимала, а потом повернулся и крикнул:
— Kõik surnud!
Она знала эти слова. Все мертвы. Он солгал кому-то — лидеру отряда, скорее всего. Он спас ее.
Но то, что он и ему подобные сделали с ней, убило ее сына. И ее друзей. Лишило ее даже большего, чем она знала.