Око флота

Фрегаты могли различаться по размерам и конструкции, но имели, как правило, одну орудийную палубу, занимавшую всю длину корабля. Во время подготовки к бою временные переборки, обеспечивающие удобства капитану и офицерам, разбирались. На верхней палубе пространство до грот-мачты занимал квартердек, откуда осуществлялось управление кораблем. Здесь размещались несколько легких орудий и стрелки. Такая же приподнятая над уровнем остальной палубы площадка – форкастль, шла от носа до фок-мачты. Квартердек и форкастль соединялись между собой идущими вдоль бортов переходными мостиками, пересекая открытую часть батарейной палубы, получившую название «шкафут». Впрочем, в силу того, что пространство между переходными мостиками пересекалось бимсами и использовалось как место для размещения корабельных шлюпок, с первоначальным конструктивным предназначением служить вентиляцией для батарейной палубы, оно справлялось, мягко говоря, не лучшим образом.

Едва батарея левого борта открыла огонь, замкнутое пространство орудийной палубы превратилось в кромешный ад. Палуба то озарялась всполохами орудий, то погружалась в непроглядную тьму. Вопреки времени года, моряки, вынужденные банить и заряжать тяжелые орудия, вскоре уже обливались потом. Грохот орудий и скрип колес во время накатывания пушек были невыносимы для уха. Возле каждой пушки суетилась плотная группа людей, лейтенанты и штурманские помощники следили за прицельной стрельбой, которая из залповой стала поорудийной. По посыпанной песком палубе метались «пороховые мартышки» – едва вылезшие из пеленок сорванцы, – они ныряли на еще более темный твиндек, туда, где под руководством главного артиллериста с его войлочными тапочками, творилось волшебное действо приготовления зарядов для пушек.

У люков стояли часовые из морских пехотинцев с заряженными мушкетами и примкнутыми штыками. Им был дан приказ стрелять в каждого, кто попытается спуститься на твиндек, за исключением посыльных и подносчиков. Это здорово препятствовало распространению паникерства и трусости. Моряк мог попасть вниз только в случае, если становился подопечным хирурга мистера Эпплби и его помощников, которые, подобно артиллеристу, обосновали в кокпите фрегата собственное запретное для прочих царство. Сдвинутые в середину мичманские рундучки становились операционной; покрытые парусиной, они служили Эпплби столом, на котором он без помех мог кромсать на части подданных Его Величества. Здесь, в нескольких футах над кишащим крысами зловонным трюмом, в полумраке, разгоняемом светом нескольких коптящих ламп, моряки флота эпохи Сэндвича ждали помощи и зачастую испускали дух.

«Циклоп» успел сделать семь залпов прежде чем поравнялся с противником. По мере того, как пугающе точный огонь британцев крошил корпус испанского фрегата, огонь испанцев делался все более разрозненным. Но даже так им удалось срезать брам-стеньгу на бизань-мачте «Циклопа». В результате разрыва снастей грот-марсель, простреленный в дюжине мест, вдруг заполоскал и моментально превратился в лохмотья – шторм довел до конца работу, начатую ядрами.

И вот фрегаты оказались друг напротив друга, разделяемые только черной бурлящей водой. Из-за облака выглянула луна. Вид вражеского корабля намертво запечатлелся в памяти Дринкуотера. Матросы на марсах, офицеры на квартердеке, прислуга суетится у орудий на верхней палубе. Чуть выше головы Натаниэля в мачту ударила мушкетная пуля, потом еще одна, и еще.

– Огонь, – скомандовал он, хотя необходимости так кричать не было. Позади них раздался выстрел с грот-марса, потом выпалила пушка Тригембо. Дринкуотер наблюдал, как по палубе «испанца» пронесся вихрь свинца. Он видел, как человек, похожий в этом причудливом свете на куклу, рухнул с высоты на палубу, где начало расплываться темное пятно. Стоявший рядом с Дринкуотером моряк вздрогнул и осел, привалившись к мачте. Вместо правого глаза на лице у него зияла черная дыра. Натаниэль подхватил выпавший из рук убитого мушкет и вскинул его к плечу. Он целился в темную фигуру на грот-марсе вражеского корабля. Испанец перезаряжал ружье. Спокойно, как на ярмарке в Барнете, Дринкуотер спустил курок. Кремень высек сноп искр и мушкет тяжело отдал в плечо. Испанец упал.

Тригембо закончил заряжать вертлюжную пушку. В момент, когда она выстрелила, луна скрылась среди туч. И тут ужасной силы взрывная волна всколыхнула оба судна, заставив сражающихся остановиться. Это к югу от них взорвался семидесятичетырехпушечный «Сан-Доминго», в одну секунду унеся жизни шестисот человек. Огонь добрался до его крюйт-камеры и вызвал такие ужасные последствия.

Вызванное взрывом замешательство напомнило всем о том, что другие корабли тоже ведут бой. Дринкуотер перезарядил мушкет. Вражеские пули больше не свистели вокруг него. Он поднял ствол. Грот-мачта испанского фрегата как-то несуразно наклонилась вперед. Держащие ее ванты стали лопаться, и громадина мачты рухнула вниз, увлекая за собой крюйс-стеньгу. «Циклоп» оказался впереди врага.