Око Мира

Привстав, покачиваясь на коленях, Ранд ткнул пальцем в глубь конюшни... и вытаращил глаза. Тени шевельнулись, лошадь переступила во сне. Больше ничего. Ранд опустился обратно на солому.

— Кроме нас, тут никого нет, — сказал Мэт. — Ну-ка, дай-ка это уберу. — Он хотел снять с друга пояс с мечом, но Ранд крепче сжал рукоять.

— Нет. Нет! Я должен оставить его. Это — моего отца. Понимаешь? Меч — м-моего от-тца! — Дрожь вновь обрушилась на него, но он судорожно цеплялся за меч, словно утопающий за соломинку. — М-моего от-тца! — Мэт оставил попытки забрать у Ранда оружие и набросил на друга плащи.

Когда Мэт задремал, ночью появились и другие «гости». Ранд не чувствовал уверенности, были ли эти посещения наяву или же нет. Иногда он посматривал на Мэта, сидящего с опущенной на грудь головой, и гадал: увидел бы его друг этих «гостей», если б проснулся?

Из теней к нему шагнула Эгвейн, темные волосы убраны в длинную косу, как это было в Эмондовом Лугу, печальное лицо искажено страданием.

— Зачем ты бросил нас? — вопрошала она. — Мы погибли, потому что ты бросил нас.

Ранд слабо покачал головой.

— Нет, Эгвейн. Я не бросал вас. Нет!

— Мы все погибли, — печально сказала она, — а смерть — царство Темного. Мы во власти Темного, потому что ты оставил нас.

— Нет. У меня не было выбора, Эгвейн. Пожалуйста, Эгвейн, не уходи. Вернись, Эгвейн!

Но она — или призрак ее — обратилась в тень и слилась с темнотой.

Морейн выглядела спокойной, но лицо ее было бледным и бескровным. Плащ вполне мог оказаться саваном, а голос ее стегал, словно бич.

— Все верно, Ранд ал'Тор. У тебя нет выбора. Ты должен идти в Тар Валон, иначе Темный сам завладеет тобой. Вечность скована в Тени. Лишь Айз Седай могут теперь спасти тебя. Лишь Айз Седай!

Том сардонически улыбнулся ему. Одежда менестреля болталась опаленными лоскутьями, при виде которых перед взором Ранда вспыхнули огненные язычки — как тогда, когда Том схватился с Исчезающим, чтобы дать им время бежать. Плоть под лохмотьями почернела и обуглилась.

— Доверься Айз Седай, парень, и тебе захочется умереть. Вспомни: цена помощи Айз Седай всегда меньше, чем ты ожидаешь, но оказывается всегда намного больше, чем ты можешь себе представить. И какая Айя отыщет тебя первой, а? Красная? А может, Черная. Лучше беги, парень. Беги!

Взгляд Лана был гранитно-тверд, и кровь покрывала его лицо.

— Странно видеть клинок с клеймом цапли в руках овечьего пастуха. Достоин ли ты его? Лучше бы ты стоил его. Теперь ты один. Не на что опереться ни в прошлом, ни в будущем, и любой может оказаться Другое Темного. — Он ощерился в волчьем оскале-улыбке, и кровь хлынула у него изо рта. — Любой!

Явился Перрин, — обвиняя, требуя ему помочь. Миссис ал'Вир, оплакивающая дочь, и Байл Домон, проклинающий Ранда за то, что тот навлек Исчезающих на его корабль, и мастер Фитч, заламывающий руки над пепелищем своей гостиницы, и Мин, пронзительно кричащая в троллоковых лапах, — люди, которых он знал, люди, с которыми Ранд лишь встречался. Но, что хуже всего, среди них был Тэм. Он стоял над Рандом, хмуря брови и качая головой, и не произносил ни слова.

— Ты должен сказать мне, — умолял его Ранд. — Кто я? Скажи мне, пожалуйста. Кто я? Кто я? — выкрикнул он.

— Спокойней, Ранд.

На миг он подумал, что это ему отвечает Тэм, но, присмотревшись, Ранд понял, что Тэм исчез. Над другом склонился Мэт, поднеся к губам Ранда чашку с водой.

— Просто лежи спокойно. Ты — Ранд ал'Тор, вот кто ты, с самым противным лицом и с самой глупой башкой в Двуречье. Эй, да ты весь мокрый от пота! Лихорадка у тебя прошла.

— Ранд ал'Тор? — прошептал Ранд. Мэт кивнул, и в этом кивке было нечто столь успокаивающее, что Ранд уснул, даже не пригубив воды.

Сон его не тревожили никакие видения — по крайней мере, запомнившиеся, — но спал он чутко, открывая глаза всякий раз, когда Мэт поправлял плащи или легко касался ладонью его лба. Однажды Ранд спросил себя, а спал ли вообще сам Мэт, но уснул раньше, чем эта мысль обрела четкую форму.

Визг дверных петель сразу и совершенно разбудил Ранда, но в тот же миг ему захотелось опять погрузиться в сон. Во сне он бы не чувствовал своего тела. Мышцы ныли, словно превратившись в скрученные веревки, и сил в них было не больше, чем в веревках. Слабым движением он едва сумел приподнять голову, и то только со второй попытки.

Мэт сидел там же, у стены, на расстоянии вытянутой руки от Ранда. Подбородок его покоился на груди, которая приподнималась и опускалась в ровном, спокойном ритме глубокого сна. Шарф сполз на глаза.

Ранд посмотрел в сторону открывшейся двери.