Око Озириса

– Магистрат отказал выпустить обвиняемого под залог, и Рубена взяли под стражу.

– Что?! – воскликнула она, бледнея как полотно. – Его посадили в тюрьму?

– Не как осужденного. Он арестован до суда. Временно задержан.

– Но он в камере?

– Да, в Холлоуэйском каземате.

Несколько секунд она смотрела на меня безмолвно, с каменным выражением лица и расширенными зрачками, затем у нее перехватило дыхание, она отвернулась и, вцепившись в край каминной полки, опустила голову на руку и разразилась рыданиями.

Я не считаю себя сентиментальным и импульсивным, но при виде бескорыстного горя этой сильной и смелой девушки, очевидно, глубоко преданной Рубену Хорнби, растрогался бы, наверное, и камень, и деревянный истукан. Я сел с ней рядом, мягко взял ее за руку и бессвязно пробормотал хриплым голосом слова утешения. Через несколько минут она пришла в себя и высвободила руку.

– Простите, что причинила вам неудобство, – прошептала она. – Мне жаль, что я утратила самоконтроль и впала в уныние. Просто я вбила себе в голову, что вы – самый лучший друг, мой… и Рубена.

– Так и есть, дорогая мисс Гибсон, – промолвил я. – И мистер Торндайк, мой коллега, тоже друг – ваш и Рубена.

– Конечно, – сквозь слезы закивала она, – но я не готовилась к такому повороту событий, я искренне верила в доктора Торндайка, а теперь сложилась ужасная ситуация, и меня мучают дикие мысли о том, что будет дальше. До сих пор происходящее казалось мне кошмаром, но ненастоящим, а словно в страшном сне. Я думала, что проснусь – и все пройдет, рассеется. Однако Рубен в тюрьме, и это не сон, а явь, вот почему страх парализовал мои мысли и чувства. Бедный мальчик! Что с ним станет? Ради бога, доктор Джервис, скажите прямо: он погибнет? Почему? Ведь он ни в чем не виноват!

Что мне было ответить? Я слышал, как Торндайк ободрял Рубена, и знал своего друга настолько хорошо, что ни разу не усомнился в его словах. Если он обещал спасти юношу, значит, спасет. Но мисс Гибсон я не мог сообщить об этом и сначала ограничился тем, что попытался ее успокоить, однако в итоге сдался.

– Вам нельзя так тревожиться, – погладил я ее по руке. – Доктор Торндайк уверен в невиновности Рубена и надеется доказать ее всему свету. Но это строжайший секрет, я и так слишком разоткровенничался с вами, – договорил я, ощущая укор совести.

– Боже мой, – всхлипнула она, – не беспокойтесь, все останется между нами. Благодарю от всего сердца.

– Что до нынешней неудачи, – продолжал я, – не позволяйте ей вырвать почву у вас из-под ног. Попробуйте думать о ней как о хирургической операции, которая сама по себе неприятна, но проводится ради спасения жизни больного. Ее нужно вытерпеть, чтобы не лечь в могилу.

– Вы правы, мне нужно совладать с нервами. Я изо всех сил стараюсь следовать вашим советам, но едва подумаю, как Рубен, утонченный юноша, любитель искусства, шагает в одной толпе с мерзкими ворами и злодеями-убийцами, как он мечется по зловонной камере, словно дикий зверь в клетке, я теряю рассудок. Господи, какое оскорбление! Рубен унижен и растоптан. За что ему такой позор?

– Нет никакого позора для человека, невольно ставшего жертвой судебной ошибки, – сказал я, правда, не слишком убедительно, ибо вспомнил слова Торндайка насчет того, что презумпция невиновности – фикция; тем не менее я добавил: – Рубена оправдают, и он вернет себе прежнее положение и незапятнанную репутацию, а все, что ему придется пережить, будет вспоминаться как временное неудобство. Досадный курьез, только и всего.

Джульет вытерла слезы и решительно убрала носовой платок в ящик стола:

– Спасибо, что вернули мне мужество и прогнали страх. Я не в состоянии выразить, как ценю вашу доброту. Отныне обещаю быть храброй и терпеливой и полностью доверять вам.

Она произнесла эти слова так мягко и женственно, с такой трогательной улыбкой, что меня охватило непреоборимое желание взять ее за руку, однако я приказал себе держаться скромнее:

– Я рад, что хотя бы чуть-чуть ободрил вас, но не я играю в нашем деле первую скрипку. Окончательное спасение зависит от доктора Торндайка.

– Не спорю, но ценю вас не меньше, чем его, хотя бы за то, что вы пришли поддержать меня в столь нелегкий час, а мы, женщины, существа слабые, инстинктивно тянемся к тем, кто всегда рядом и на чье плечо можно опереться. Вы и сами знаете это из опыта. Ой, кажется, я слышу голос тети; думаю, вам лучше ускользнуть, пока путь к отступлению еще не отрезан. Но прежде чем вы уйдете, ответьте, как и когда я могу увидеть Рубена? Мне надо навестить его. Бедный юноша! Нельзя, чтоб он хоть на секунду почувствовал, будто друзья отвернулись от него в беде.

– Отправляйтесь к нему хоть завтра, – ответил я и, презрев всякую осторожность, опрометчиво выпалил: – Я и сам не прочь проведать его, и доктор Торндайк тоже.

– Вы позволите мне заехать за вами в Темпл? Я вам не помешаю? Как-то неловко идти в тюрьму одной.

– Не переживайте. Если вы позвоните мне, мы посетим Холлоуэй вместе. Вы твердо решили? Путешествие не из приятных…

– Еще бы! Никаких колебаний. Когда я должна прибыть в Темпл?