– Желательно около двух часов.
– Ладно, постараюсь не опоздать, но вам пора, иначе вас заметит тетя и заарканит своим длинным языком. – Джульет мягко подтолкнула меня к порогу и, отнимая руку, сказала: – Я вам безмерно благодарна. До свидания.
Дверь захлопнулась, и я остался один на улице, над которой кружились желтоватые завитки тумана. Когда я вошел в дом Хорнби, было еще светло и ясно, а теперь небо потонуло в бледной серости, свет быстро угасал, здания в тусклых, призрачных сумерках казались вдвое ниже, чем наяву. Я энергично зашагал по тротуару, пытаясь на ходу обдумывать создавшееся положение. Мой взбудораженный мозг плохо подчинялся мне, и я с трудом заставлял себя сосредоточиться на тех вопросах, которые касались меня лично, а также перспектив расследования дела об ограблении.
Прежде всего, я спросил себя: какие отношения сложились между мной и Джульет Гибсон? Каково мое положение? Что до девушки, с ней все понятно: она влюблена в Рубена Хорнби. А в чем заключается моя роль? Кто я такой? Джульет считает меня хорошим другом, потому что я –
Поступал ли я как человек чести? Сам себе я ответил «да», ибо добросовестно выполнял свой долг и едва ли мог действовать лучше. Вдобавок я не рисковал ничьим счастьем, кроме своего собственного, а человек вправе поступать с ним так, как хочет. Нет, даже доктор Торндайк с его проницательностью не упрекнул бы меня в каких-либо корыстных намерениях.
Если относительно мисс Гибсон все более-менее вставало на свои места, то с Рубеном Хорнби я совсем запутался. Торндайк надеялся спасти его и вызволить из тюрьмы, но как? В чем заключалась тайная теория моего ученого друга? Всю дорогу, продираясь сквозь сгущавшийся туман, я мучительно размышлял об этом, пропуская свои мысли сквозь фильтр вновь открывшихся обстоятельств, но в голове у меня царил полнейший сумбур. В сейфе нашли красный отпечаток большого пальца, – рассуждал я, стараясь пока отвлечься от всего прочего. – Что это означает? Только одно: неопровержимую улику, свидетельство того, что кражу совершил Рубен Хорнби, потому что отпечаток принадлежит ему. Для меня это было так же очевидно, как и для судьи магистрата, и для специалистов Скотланд-Ярда – в общем, для всех, кроме Торндайка. Я заставил себя вновь просеять все вероятные версии преступления, и внезапно меня осенила мысль, которая еще совсем недавно показалась бы мне неприемлемой.
Что, если алмазы украл сам Джон Хорнби? Уолтер сказал, что дела его дядюшки в последнее время шли плоховато, его предприятию грозит крах, и тучи сгущались с каждым днем. Отпечаток пальца найден на листке, который Джон Хорнби якобы вырвал из своей записной книжки. Но кто видел, как он вырывал его? Кто подтвердит этот факт? Он базируется только на словах владельца сейфа. Вдруг отпечаток оставлен Рубеном еще давно, случайно и совсем при иных обстоятельствах, но юноша об этом забыл, не заметил, не придал значения? Мистер Хорнби ведь наверняка видел пальцеграф с отпечатками Рубена и других знакомых своей жены и сообразил, насколько эти оттиски важны для установления личности. Он мог на всякий случай припрятать лист бумаги с отпечатком Рубена, а когда решился на кражу – поставить на листе дату и положить его в сейф, чтобы отвести от себя подозрения. Все эти манипуляции я считал отвратительными и несовместимыми с кодексом чести, а Джон Хорнби, по крайней мере внешне, внушал мне доверие и казался порядочным. И все-таки полностью отвергать свою версию я не стал, учитывая, что порой безвыходное положение толкает людей на мерзкие поступки.