Больше мы не обменялись ни словом, пока кэбмен не высадил нас перед огромными металлическими воротами. Велев ему подождать, я нажал кнопку звонка. Тюремщик выглянул в зарешеченное окошко, быстро захлопнул его, лязгнул засовом и впустил нас на крытый двор, в противоположном конце которого высились вторые ворота; оттуда сквозь прутья виднелись внутренний двор и вход в тюрьму. Пока совершались необходимые формальности, стало понятно, что мы здесь далеко не одни, – на свидание с арестантами явилась пестрая толпа родственников и знакомых. Мисс Гибсон наблюдала за ними с любопытством и испугом, который изо всех сил пыталась скрыть. Многие посетители производили неприятное впечатление: угрюмо молчали, отворачиваясь; женщины плакали; иные жаловались на несправедливость, махали руками и, брызгая слюной, что-то доказывали своим собеседникам; лишь некоторые сдерживали эмоции, скромно улыбались и даже пытались шутить.
Наконец массивные железные ворота распахнулись, и в сопровождении тюремщиков вся наша группа проследовала в так называемое крыло. Пока мы шли, я не отрывал глаз от Джульет, которая вздрагивала всем телом каждый раз, когда очередная дверь отворялась, пропускала нас вперед и, едва мы проходили, с грохотом захлопывалась.
– Мисс Гибсон, – шепнул я девушке, когда мы приблизились к цели, – можно я повидаюсь с Рубеном первым? Мне нужно сказать ему кое-что важное, я не заставлю вас долго ждать.
– Почему вы за меня так переживаете? – спросила она с тенью подозрительности.
– Ну, – пробормотал я, – вас может немного расстроить беседа с Рубеном, я посоветовал бы вам не слишком затягивать ее, а быстрее вернуться в кэб для вашего же спокойствия, понимаете?
– Да, – опустила она глаза, – наверное, вы правы; спасибо за заботу, это так трогательно с вашей стороны.
Через минуту меня втиснули в узкий бокс вроде тех, в которых ростовщики когда-то держали своих должников. Деревянные части бокса были захватаны бесчисленным множеством немытых пальцев, испачканы грязной провонявшей одеждой, и в клетке висел такой смрад, что я зажал нос, сунул руки в карманы и мысленно приказал себе не прикасаться ни к решетке, ни к чему-либо еще за исключением пола, на котором стоял. Со стороны входа во всю высоту была натянута плотная мелкоячеистая сетка, и лишь три фута внизу ограждались деревянной решеткой. Через нее я заметил за противоположной решеткой Рубена Хорнби, который, согнувшись в три погибели, старался меня увидеть. Я тоже, сгорбившись, присел, чтобы оказаться с ним на одном уровне. На молодом человеке был обычный повседневный костюм, пока еще довольно аккуратный, но давно не бритое лицо выглядело неопрятно, на груди висела круглая бирка с отметкой «B.31». Жалкий облик прежде достойного, а ныне униженного юноши подействовал на меня удручающе, и я горько пожалел, что уступил требованиям мисс Гибсон и привез ее в этот ад.
– Здравствуйте, доктор Джервис, спасибо, что приехали повидать меня, – произнес Рубен сердечно и, вроде бы, негромко, но я услышал его голос так отчетливо, словно до меня не доносился гам из соседних клеток. – Признаюсь, не ожидал вас. Меня уведомили, что мне разрешат свидание со своими юрисконсультами в боксе для солиситоров.
– Верно, – кивнул я, – но я тут не один, а с мисс Гибсон.
– Совсем не радостная новость, – с неодобрением покачал он головой. – Зачем Джульет явилась в сонмище подонков?
– Я всячески пытался воспрепятствовать и говорил ей, что вам это не понравится, но она настояла на своем.
– Понятно, – потупился Рубен. – Вот что самое плохое в женщинах: они готовы устроить жуткую неразбериху и принести себя в жертву там, где не нужно или никто их об этом не просит. Но я не хочу показаться неблагодарным; Джульет поступила так от души, она вообще невероятно славная девушка.
– Мало того, – подчеркнул я, слегка раздраженный его холодным, отстраненным голосом, – у мисс Гибсон благородное сердце, а ее преданность вам, мистер Хорнби, поистине героическая.
Легкая тень усмешки скользнула по его лицу, и я так рассердился, что с удовольствием схватил бы молодого зазнайку за нос, более того – проделал бы это с помощью длинных щипцов специальной конструкции, поскольку в данный момент меня и моего «обидчика» разделяла тюремная решетка.
– Да-да, – невозмутимо продолжал он, – мы с Джульет всегда были хорошими друзьями.
Я чуть не обругал избалованного женским вниманием повесу последними словами. Неблагодарный! Что за надменный тон, когда речь идет о самой красивой и нежной женщине в мире? Но я взял себя в руки, вспомнив, что бедняга по ложному обвинению сидит в смрадной тюрьме, то есть и так жестоко наказан, а я, наслаждаясь свободой, еще позволяю себе огрызаться на него, хотя наши позиции изначально не равны. Я мысленно пристыдил себя, сделал глубокий вдох и сочувственно спросил:
– Здешние условия невыносимы для вас?