Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы

Но он ошибся. В убежище, где жили монахи, проход был узким и освещался огнем масляных ламп. Здесь же он казался раза в два шире и был залит электрическим светом. По стенам змеились толстые кабели, то и дело попадались какие-то щитки, сигнальные лампочки и отверстия для вентиляции.

«Этого и на Челкеле нет, – прикинул Степа. – Да, сила!..»

Они прошли еще метров сто и попали в круглый зал, где было несколько дверей, закрытых металлическими плитами. Косухина подвели к одной из них. Старший вновь сделал знак, металлическая плита разъехалась на две половины, открыв небольшую освещенную кабину. Степа шагнул первым, вслед за ним вошел один из солдат и тот, кто говорил по-русски. Металлические двери опять съехались, и Косухин почувствовал, что кабина поехала вверх.

Лицо того, кто был старшим, оказалось совсем рядом, и Степа не упустил возможность рассмотреть своего спутника поближе. На его шапке оказалась не свастика, а привычная красная звезда с плугом и молотом. На щеке краснел шрам – пуля, глубоко распоров кожу, ушла к виску.

«Повезло мужику! – мелькнула мысль. – Не помер!»

Но тут глаза неизвестного взглянули в упор, и Степа почувствовал, как по коже ползут незваные мурашки. Он узнал этот взгляд – мертвый, неподвижный, абсолютно ничего не выражающий. Так смотрел Федя Княжко. Такой взгляд был у Ирмана, у мертвого Семирадского…

«Мертвяки! Нараки… Ну, попался…»

Кабина остановилась, отворились двери, и человек с мертвыми глазами кивнул Степе, приглашая выйти. Косухин шагнул наружу, оказавшись в широком коридоре. На этот раз он находился не в недрах горы – стены были самые обычные, покрытые белой штукатуркой, а в конце коридора темнело небольшое окно.

«Выходит, наверх поднялись… – понял Косухин. – В монастырь, значит».

Они прошли мимо нескольких запертых дверей, а затем остановились у одной, тоже закрытой. Над нею горела лампа, по бокам стояли солдаты в черном с винтовками, но уже не с японскими, а с обычными трехлинейками. Косухин походя отметил, что в коридоре холодно, как на улице. Похоже, тех, кто обитал здесь, холод вполне устраивал.

Первым вошел неизвестный со шрамом. Затем дверь открылась, он появился в проеме и кивнул Косухину. Степа вздохнул и переступил порог.

Кабинет был невелик: с одним окном, столом, на котором чернели три телефона, полудюжиной стульев, и чуть косо висевшим портретом Карла Маркса на грубо побеленной стене. В таких обычно обитали секретари укомов. Но Косухина интересовал, конечно, не кабинет, а его хозяин. Тот стоял около окна, глядя куда-то в черную мглу. Был он невысок, носил черную куртку, на носу сверкало небольшое пенсне, а с подбородка свисал клок неаккуратно подстриженной бороды. В густых вьющихся волосах белые пряди.

Степа остановился у порога пороге, сопровождающий козырнул и вышел. Наступило молчание, которое Косухин не спешил прерывать. Лишние секунды он решил использовать для того, чтобы лучше рассмотреть этого кудрявого, с бородой. Почему-то показалось, что они уже встречались.

Кудрявый медленно повернул голову. На Косухина глянули темные матовые глаза…

…Он знал этого человека. Его знали все – Якова Гольдина по кличке «товарищ Сергей». Молодой, всего на десять лет старше Косухина, член Центрального Комитета Гольдин, с лета 17-го руководил аппаратом ЦК. Несколько раз Степа слышал на митингах его резкие, горячие выступления, а один раз «товарищ Сергей» даже принимал его вместе с группой молодых красных командиров перед поездкой на фронт. Гольдина уважали, ценили, но побаивались. Поговаривали даже, что Вождь начал посматривать на молодого руководителя с настороженностью – слишком быстро «товарищ Сергей» осваивался на высшем партийном посту. Провокационным слухам Степа, конечно, не верил, но догадывался, что у Гольдина много врагов. Итак, встреча была не первой, но Косухин никак не мог на нее надеяться – хотя бы потому, что в марте 19-го, перед самой поездкой на Восточный фронт, он видел «товарища Сергея» в последний раз. Яков Гольдин лежал в деревянном, обшитом красным кумачом, гробу, и красный командир Косухин вместе с другими делегатами партийного съезда провожал руководителя ЦК в его последнее пристанище у стен Главной Крепости. Только тогда на желтом лице «товарища Сергея» не было пенсне, а волосы были черные, без всякого намека на седину…

– Здравствуйте, Косухин, – голос Гольдина остался почти прежним. – Кажется, мы виделись летом 18-го?

– Так точно, – деревянно отбарабанил Степа.

– Были на Восточном фронте? Кто вас рекомендовал в Сиббюро?

– Товарищ Смирнов…

Косухин постепенно приходил в себя. Главное, серебряный стилет на месте, в левом унте…

– Хорошо… – стеклышки пенсне блеснули, желтоватая маленькая рука перебросила с места на место какую-то бумагу. Всмотревшись, Степа узнал свое удостоверение. – Как попали сюда?

– А на аэроплане, – врать Косухин не любил, но уж ежели врать – так на полную катушку. – Генерал Мо подкинул. С Челкеля.

– Так… Как вы прошли внешнее кольцо охраны?

– А проще репы! – Степа позволил себе даже усмехнуться. – Бдительности у местных товарищей не хватает! Подтянуть бы надо…