Первая попытка встать оказалась неудачной – слабость брала свое. Собравшись с силами, Лунин вновь привстал, и на этот раз дело пошло успешнее. Он сделал несколько шагов по камере. Одурь постепенно уходила, и, вспомнив Корфа, начинавшего каждое утро с неизменной гимнастики, Келюс принялся проделывать какое-то подобие зарядки. Впрочем, его хватило всего на несколько упражнений. «Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо…» – стучало в голове. Наконец-то все стало ясно! Его пока не убьют. Пока… Зато всех остальных ждет смерть. Вновь вернулся страх – безграничный, парализующий волю и чувства…
– Не бойся, воин Николай…
Келюс замер, затем обрадовано вскрикнул и оглянулся. Варфоломей Кириллович стоял посреди камеры – такой же спокойный и уверенный, как и той страшной августовской ночью. Почему-то в первый миг Николая совсем не удивило, каким образом старик очутился в его камере.
– Здрав ли ты? – продолжал тот, улыбаясь уголками губ. – Как твой сосуд скудельный, что ты «черепушкой» величал?
– Спасибо, уже не болит… – Лунин наконец-то обрел дар речи. – Варфоломей Кириллович! Вы… Вы знаете? Здесь они…
– Ведаю, воин Николай, все ведаю… Пойдем!
Это было сказано так просто, что Лунин лишь послушно кивнул. Варфоломей Кириллович неторопливо подошел к двери, и тут только Келюс вспомнил, что камера заперта, снаружи – охрана, пулеметы и проволока в несколько рядов… Но растерянность тут же сменилась изумлением: старик легко ударил рукой по двери – и та со скрипом приоткрылась. Николай лишь сглотнул и вышел вслед за стариком в коридор.
Часового он увидел почти сразу. Крепкий парень в камуфляже, вооруженный короткоствольным автоматом, стоял под слабо горевшей лампой и откровенно скучал. Ни Варфоломея Кирилловича, ни Келюса он явно не видел. Старик оглянулся и, как показалось Николаю, слегка подмигнул. Приободрившись, Лунин ускорил шаг. Отчаяние и страх исчезли – те, кто грозил ему и его друзьям смертью, не были всесильны…
У выхода из подвала им встретился еще один часовой, также не обративший на беглецов ни малейшего внимания. Вскоре они уже были во дворе, где сновали люди в пятнистой униформе, но Варфоломей Кириллович, казалось, не замечал их, впрочем, как и они его. Келюс, осмелев окончательно, уверенным шагом направился к воротам. Часовые смотрели куда-то в сторону, и беглецы уже были готовы переступить черту, отделявшую их от свободы, как внезапно Николай ощутил невидимый толчок в грудь. В висках застучала кровь:
– Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо…
Тибетец стоял в воротах, подняв обе руки, словно пытался загородить путь. Варфоломей Кириллович тоже заметил его, но спокойно шел дальше, прямо в проем ворот.
– Стой, старик, – ровным, без малейшего выражения, голосом проговорил Нарак-цэмпо, не опуская рук. – Ты нарушаешь закон. Это уже не твоя земля, ее люди много лет назад отреклись от твоего хозяина и разметали твои кости. Уходи, откуда пришел, и не мешай нам.
Варфоломей Кириллович на мгновение задержал шаг. Правая рука поднялась в крестном знамении:
– Прочь!
Яркая вспышка, На мгновение глазам стало больно, но через секунду, когда он вновь смог видеть, Лунин облегченно вздохнул – в воротах никого не было, путь свободен, лишь легкий прах клубился под ветром на месте, где только что стоял Нарак-цэмпо.
Они вышли наружу и не спеша двинулись вдоль высокой ограды, после чего свернули в лес. Тропинки разбегались перед глазами, и Келюс остановился в нерешительности.
– Иди смело, воин Николай, – старик кивнул на одну из малозаметных троп. – Ведомы сии места мне. Прежде ходил я здесь, когда от пустыни нашей в Столицу добирался.
– Варфоломей Кириллович! Извините, я… вы… столько раз меня выручали, а я даже спасибо не сказал!
– Однако сказал же, – на лице священника вновь промелькнула улыбка. – Невелика моя заслуга. Ты бы и сам, воин, выбрался, да враги твои чернокнижием сильны. А тут и я пригодиться могу.
Николай вновь кивнул. Конечно же, православные священники способны дать бой этим «черным». В атеистической душе Келюса шевельнулось что-то вроде раскаяния.
– Спасибо… – вздохнул он. – А вы, значит, монах?
Варфоломей Кириллович задумался.
– И так сказать можно. Из Ростова семья наша. Батюшку моего сослали с женой да с нами, малолетними. В лесах и вырос. Там и в обитель пошел.
– А-а! – понял Лунин. – Так вы из раскулаченных? Вот коммуняки, никого в покое не оставят! Варфоломей Кириллович, вы должны потребовать возвращения имущества. Сейчас закон вышел…
– Хлопотно сие будет, – усмехнулся старик, – ежели мне, грешному, добро отцово востребовать. Да и ни к чему, лет прошло немало. Бог им всем судья!.. Не держи гнева на врагов, воин Николай. Тот, в Кого ты не веришь, учил прощать…
– Ну, нет! – давняя атеистическая закваска сразу дала о себе знать. – Убийцам этим? Волкову?
– И ему… Не только ненависти, но и жалости достоин тот, кого ты так зовешь. В давние дни был он воином славным, в граде великом правил, в битвах ратоборствовал, тайны многие постиг. Много ему дано от Господа. И кто знает, может, и не его вина, что стал он нелюдем…